Командир, который не хотел крови

Еще до встречи с Валерием Александровичем я уже «рифмовала» к его фамилии любимые с детства фильмы «Солдат Иван Бровкин», «Иван Бровкин на целине».

Но этот, тюменский, Бровкин оказался совсем не похожим на своего однофамильца. Да и в его биографии сыграли свою роль и целина, и армия, но еще в неё вписаны Рижский ОМОН и 16 командировок в горячие точки. Никак «не рифмуются» лирические истории киношного Ивана с реальным бытописанием Валерия.

«Здравствуй, земля целинная!»

Не примазываюсь к славе героя Валерия Бровкина, но пишу об этом не без гордости: мы с ним — дети первоцелинников! Покорителей залежных казахстанских земель. Понимаю, что гордиться этим — все равно что гордиться тем, что ты родился во вторник или четверг. Нашей-то заслуги при этом никакой… Однако открывшийся факт срабатывает на каком-то генном уровне, учащает поток крови к сердцу: я — родом из Кустанайской области, где шоферил его отец: земеля!

Ради получения паспорта гражданина РСФСР пошёл в шоферы бороздить целинные просторы Александр Иванович Бровкин, зачисленный после службы в армии в милиционеры одного из населённых пунктов Горьковской области, теперь уже давно поросшего травой забвения.

— Говорили, что отец был хорошим милиционером — честным, справедливым, — рассказывает Валерий Александрович. — Сама жизнь заставила поменять профессию: целинникам выдавали паспорта. Наличие этого документа открывало новые просторы не только для обладателя заветной красной книжицы, но и для его детей, рожденных в сельской местности.

Я уверен, что у каждого поколения — своя целина, которая проверяет человека на выносливость — жизнеспособность, профессионализм. И в этой проверке героями становятся те, что не щадят живота своего.

— И у каждого поколения — своя война?

— По большому счету «своей» для каждого нормального человека была и остается война, навязанная нашему народу в 41-м. Не зря она называется Великой и Отечественной: наши деды и прадеды шли в бой за самое святое — за Родину, свой дом.

Ровно в 4 часа утра 22 июня 2013-го на Исторической площади у Вечного огня в Тюмени, где молодогвардейцами нашего областного центра был устроен траурный митинг по случаю Дня памяти и скорби, я вспоминал своего деда, защитника Отечества Ивана Пеновича Бровкина, погибшего в 1942-м под Харьковом. Память — тоже в наших генах… Она не позволяет нам опуститься ниже уровня планки, поднятой погибшими во время Великой Отечественной. Я, солдатский внук и сын, очень горжусь тем, что накануне очередной годовщины Победы мне было доверено пронести по улицам Тюмени легендарное знамя №5, которое бойцы Идрицко-Берлинской 150-й стрелковой дивизии в 1945-м водрузили над захваченным рейхстагом.

— По возрасту для нынешней молодёжи мы, увы, уже из прошлого…

— Мы — из будущего! — возражает мой герой Бровкин. Потому что живущее в данный момент поколение своей работой, службой закладывает фундамент завтрашнего дня.

Посеянное сегодня прорастёт завтра…

В начале 70-х прошлого столетия ныне полковник МВД, кавалер ордена Мужества, обладатель медалей II-й и I-й степеней ордена «За заслуги перед Отечеством», «За охрану общественного порядка» Валерий Бровкин был тоже рядовым солдатом. В ряды доблестной СА «забрился» добровольно: в те годы лозунг «В службе — честь!» соответствовал норме жизни. Понятие «откосить от армии» зародилось позже. Быть может, как раз тогда, когда у людей появилась уверенность в том, что и завтрашний день будет мирным. И на страже его уже не нужно стоять. Ну не то чтобы не нужно совсем никому… Но «моему сыну там точно делать нечего!»

— Судьба каждого из нас, — убежден Валерий Бровкин, — неотделима от судьбы Отечества. Войны где-то там: в Афганистане, Ираке, Сирии… Не нужно считать их чем-то происходящим на чужих, нас не касающихся территориях. Мы — по соседству. Значит, рядом. Не воюем — извлекай уроки. Вступили в бой — исполняй приказ и побеждай!

— Но лично для вас, как я понимаю, боевой приказ прозвучал в абсолютно мирное время…

— И уже после того, как я отслужил в войсках связи Прибалтийского военного округа, «в общем, нормальной пехоте, и никаких проблем».

Никаких проблем не было у него и после армии: Валерий Бровкин был приглашен поработать милиционером в полк первого дивизиона ведомственной милиции МВД Латвийской ССР, которая занималась охраной зданий советских и партийных органов. После окончания Латвийской школы милиции самим министром внутренних дел Латвии он был назначен командиром рижской роты патрульно-постовой службы. В октябре 1988-го в столицах и крупных городах СССР на базе ППС было создано 24 отряда милиции особого назначения.

— Усилия этих подразделений, — вводит в курс дела Валерий Александрович, — направлялись, скажем так, на ликвидацию внештатных ситуаций. В числе этих ситуаций борьба с преступностью, общественными беспорядками в период катастроф или природных катаклизмов.

— В общем, эти отряды были «предвестниками» той службы, что сейчас носит гордое название «МЧС»?

— В те годы гордо звучал «ОМОН»… В 1988-м я, было дело, рванулся в этот отряд особого назначения, да помешало небезупречное знание латышского языка. Наверстал упущенное, заочно окончил рижский факультет Минской школы высшей школы МВД и в феврале 1991-го получил назначение на должность начальника штаба Рижского ОМОНа.

— Через 7 месяцев знаменитый Рижский ОМОН стал тюменским. Какие обстоятельства заставили его бойцов так резко поменять географию или… «крышу»?

— Журналисты ищут слова и цепляются за них? Я «уцеплюсь» не за «крышу» — слово из лексикона тех, с кем нам доводилось бороться, а за слова «знаменитый Рижский ОМОН». 19 августа 1991 года по приказу ГКЧП мы восстановили советскую власть в Риге: взяли Главпочтамт, Дом печати, выставили свою охрану в зданиях ЦК, прокуратуры, разоружили работников городского УВД. Поставленную задачу выполнили, а 20 августа стало известно, что силовой переворот в Москве не удался, власть в свои руки взяла демократия, нам поступил приказ «отбой», от нас открестились и армия, и КГБ, и компартия.

Стена, за которой мы чувствовали себя своими, рухнула. По сути дела, мы оказались в окружении. Как на войне…

Из истории Великой Отечественной знали, что из окружения выходят с боем либо всем подразделением, либо просачиваются в одиночку. Нас не устраивал ни тот, ни другой варианты. Никто из бойцов не клюнул на поступившие во время переговоров предложения продолжить службу на Кубе, расформироваться и небольшими группками влиться в ряды рижской, сочинской милиции. Решили стать… «Брестской крепостью».

— Как это?

— Конечно, не в прямом смысле. Вспомнили практику военных лет: если подразделение выходит куда-то единым составом, то оно остаётся боевой единицей и не прекращает своего существования. Вот мы и решили: будем биться до конца за то, чтобы из Риги отряд передислоцировали только в полном составе. Выдвинули условие: бронетехнику и оружие сдадим только тогда, когда убедимся в том, что наши семьи в безопасности. Если честно, то мы надеялись на понимание и поддержку России.

Огромная страна Россия, а предложение принять мятежный Рижский ОМОН в полном составе — 150 бойцов плюс члены их семей — поступило 26 августа только из Тюмени. Готовясь к встрече с Валерием Бровкиным, я перечитала множество интервью, которые он давал различным СМИ. Заметила, что во всех газетных материалах неизменным остается один абзац (так у журналистов называют то, что пишется с красной строки. — Н.Т.) Так вот: с красной строки начиналась благодарность тогдашним руководителям области, Тюмени и УВД. Понимаю, это — не лесть. Это искренняя благодарность, прежде всего за человеческое понимание ситуации, в которой оказались честно выполнившие приказ.

…Наш разговор с Валерием Александровичем нередко обрывало появление моих коллег. Представьте: все его узнавали, потому что одни встречали в Тюмени Рижский ОМОН, другие провожали его в горячие командировки, третьи писали про… «шеренги» детских колготок, вывешенных после стирки в «спецотсеке» гостиницы «Колос», отведённой властями города для проживания семей бойцов.

— Я понимаю, — говорит Валерий Бровкин, — какую моральную и политическую ответственность взвалила на себя тогда Тюмень. Не скрою: были в наших рядах разговоры о том, что на такой шаг могла пойти только «столица деревень», что можно было бы поупорствовать и «выбить» для дислокации отряда город более цивильный. Время показало: Тюмень — столица что надо! Лично я считаю этот город родным, уверен, что мои внуки, родившиеся здесь, будут гордиться своей малой родиной.

Чужие среди своих?

Фильмы приучили нас: в экстренных ситуациях на помощь вызывают ОМОН. Он штурмует, захватывает, «вяжет»…

— Да, мои бойцы исполняли и такую роль. В мирных условиях. Помню, как в 1991-м прямо во время торжественного собрания, посвященного нашему профессиональному празднику, нас подняли по тревоге и спецрейсом отправили в один из округов нашей области. Криминальные разборки — примета того времени.

— Примерно представляю, как должны вести себя бойцы во время таких разборок. Но ведь в начале 90-х прошлого столетия были ситуации посложнее. Когда нужно было снять защитную маску, смотреть глаза в глаза противоборствующим силам… Помню, в то время меня как депутата Тюменского городского совета включили в состав делегации матерей, чьи сыновья служили в Нагорном Карабахе. Смотрим в глаза азербайджанцев, смотрим в глаза армян — нормальные люди! Что не поделили люди, которые еще вчера были добрыми соседями? У матерей козырь один — слёзы. Они были выплаканы на огромном кладбище в Баку, где вместо привычных крестов были школьные ранцы, свадебные платья.

— А я в 1993-м уже в качестве командира Тюменского ОМОНа вылетел с бойцами отряда в Осетию. По школьным учебникам она представлялась мне красивой, музыкальной, гостеприимной. «Географичка» ничего не перепутала. А «историчка» оказалась «виноватой». Конфликтуют не на жизнь, а на смерть между собой многонациональные народы, стремятся к «самостийности». У нас — приказ: «Не стрелять! Действовать в рамках законности!» Свои же люди… В общем, довелось выступать в роли дипломатов. Напоминали людям о том, что они — братья. Что они вместе возделывали ту землю, на которой живут. Та же казахстанская целина… Ведь это же биография у тысяч украинцев, белорусов, русских.

— На счету отряда Тюменского ОМОНа, которым командовали вы, 46 командировок в горячие точки. В том числе и в Чечню, в которой, мы точно знаем, — настоящая война за ту же самую «самостийность»…

— Война внутри одной страны… Братские республики отщелкнулись от старшей сестры РФ — их право. А Чечня всегда была территорией России. Почему же мы должны позволять посягать на наши священные рубежи?

В Чечне мы восстанавливали законность. Да, применяя силу и оружие.

— Вы чувствовали, что россияне-боевики — это реальный враг?

— Это нарушители законности. С учётом тех цинковых гробов, что пришли «в адрес» семей военнослужащих, мягко звучит?

ОМОН шёл вторым составом после бойцов действующей армии. Мы были на зачистке… смертоносных приспособлений. Своей личной потерей я считаю гибель троих бойцов ОМОНа. Знаю самую трудную участь командира: сообщать родным о том, что не смог уберечь от гибели их сына.

— Но звучали приказы… Скажите, были среди них такие, которые казались неразумными?

— Приказы не обсуждаются… Но даже самый, скажем так, спорный приказ можно выполнить разными способами. Я предпочитал так, чтоб без потерь.

— Мой коллега — фотокор Сергей Русанов, которого именно вы на время командировок в горячие точки брали на довольствие своего отряда… Для чего?

— Чтобы люди знали о горячих точках не киношную, а истинную правду. Фильм закончился — артисты живы, мы же, выполнив приказ, оставшись в живых, снова вступаем в бой… Понимаете, люди привыкли, что война была когда-то, а сегодняшние горячие точки — где-то. На самом деле они — в самом сердце настоящего гражданина Отечества.

— Так вот, Серёга Русанов рассказывал мне о том, что вы командир несуетный, бывалый, вдумчивый, что берегли каждого своего бойца. Знаете о том, что даже ваши ровесники называли вас батей?

— Знаю. Это нормально.

— А еще от своего коллеги я узнала о том, что командование объединенной группировки федеральных сил на Северном Кавказе представляло вас к званию Героя России. Не получилось. Там, наверху, вспомнили ваше рижское прошлое и не захотели, как пишет журналист Петрушин, лишний раз нервировать руководство Латвийской Республики?

— Думаю, что из этих политических соображений и моих бойцов представляли к наградам реже, чем представителей из других отрядов. Хотя мы были в ряду самых лучших.

— Вера во что укрепляла ваши силы в самые отчаянные моменты?

— В правое дело: мы сражались за восстановление попранной законности. И действовали в рамках его Величества Закона. А силы придавал дом. Я знал, что в Тюмени у меня — тыл. Там ждут моего возвращения, волнуются жена Татьяна и сын Александр.

— Так как же вы тогда смирились с тем, что Саша пошёл по вашим следам, стал бойцом отряда специального назначения?

— Это выбор сына. Сегодня он чуть-чуть отстает от меня в «звездочках» — майор, за плечами которого 4 командировки на Северный Кавказ. Знаю, чего стоит каждая из таких «поездок».

— Чем сегодня занимается полковник в отставке Валерий Бровкин?

— Тружусь в «Тюменьавтотрансе», руковожу станцией техосмотра.

— Есть уверенность в том, что мужскую задачу — построить дом, посадить дерево, воспитать сына — вы выполнили?

— Я не позволял разрушать чужие дома, осквернять цветущую землю. Сына довелось воспитывать урывками: между службой, командировками. Но, быть может, вот это моё добросовестное отношение к работе и воспитало его таким — настоящим мужчиной.

Фото Сергея Русанова.