Время лечит. Но сколько же надо прожить...

Десять лет — срок немалый. Особенно когда ждешь.
В своем ожидании Тамара Минеева пережила муки ада.
Провожая мужа в Чечню, она испытывала щемящую тоску, неясное предчувствие беды. Умоляла:
— Откажись! Ну почему именно ты должен ехать?
Он смеялся:
— Что за волнения? Обычная командировка. Не заметишь, как время пролетит. Всего-то полгода. Через три месяца — отпуск, увидимся. Звонить буду.
Потихоньку от мужа она положила на дно спортивной сумки маленькую иконку, отложив в сторону его заветную тетрадку. Он заметил, рассердился. Обычно невозмутимый, сдержанный, тут бегал по комнате, непрерывно курил, говорил быстро:
— Нельзя так! Я офицер ФСБ. Кадровик. Должен своими глазами видеть, куда посылаю людей. Понимаешь?
Тамара понимала. Но какая-то сила внутри протестовала, кричала: «Не отпускай!», и она использовала главный козырь:
— Не откажешься от командировки, я сообщу родителям, вызову мать...
— И навсегда потеряешь мое уважение!
Потом, конечно, было примирение. И любимая тетрадка заняла свое место в сумке, улетела с хозяином на Кавказ. Эту тетрадку Володя завел лет в восемь. Своеобразная летопись футбольных баталий. Итоги спортивных встреч, забитые голы, перестановки в известных командах — все скрупулезно отражалось четким почерком. Заядлый спортсмен, увлекавшийся лыжами, шахматами, плаванием, он самозабвенно любил футбол. До сорока лет играл сам и владел информацией о событиях в спортивной жизни в таком объеме, что друзья и сослуживцы называли его ходячей энциклопедией, справочным бюро. Уезжая в очередную командировку или на учебу, он наказывал жене:
— Газету «Футбол-хоккей» покупай в день выхода и складывай по номерам. Вернусь — прочитаю.
Чтение было его главным увлечением. Лишь с годами Тамара поняла, что своей эрудицией, обширными знаниями в гуманитарных и точных науках, стремлением к овладению иностранными языками он подтягивал ее до своего уровня. А в начале семейной жизни она только удивлялась, как можно так много, так взахлеб читать. Лишь поближе познакомившись с родителями, сделала вывод: от отца Володя унаследовал спокойный, ровный характер, чувство ответственности за семью и поразительную работоспособность, от матери — интеллект и тягу к знаниям.
Борис Васильевич Минеев сорок лет отработал в забое на шахтах Кузбасса. Галина Федотовна, получив профессию портнихи, с годами стала заведовать модным ателье, слыла женщиной интеллигентной, играла в шахматы, следила за новинками литературы и искусства, занималась всесторонним воспитанием сыновей. В городе Прокопьевске, где по сей день живут Минеевы-старшие, их семья — одна из самых уважаемых.
Последний раз Владимир Борисович позвонил домой 4 августа 1996 года. Потом была долгая, тягостная неизвестность.
...Тяжелые бои в центре Грозного. Боевики подошли вплотную к управлению ФСБ, взяли в осаду здание общежития, где находились офицеры и прапорщики. Здание почти полностью разрушено. Осажденные укрываются в подвале без воды, пищи и боеприпасов.
— Живым не сдамся! — запекшимися губами шепчет тяжело контуженный майор Минеев. Рука сжимает табельный пистолет...
Галина Федотовна ждет сына до сих пор. Она не видела его мертвым.
Первое время (а поиски и опознание останков длились восемь месяцев) поступали разноречивые сведения. Кто-то видел майора раненым, якобы его вынесли из подвала. Кто-то утверждал, что его вертолетом вывезли в Ханкалу. Кто-то точно знал, что труп в Ростове-на-Дону, в специальном накопителе. Измученный неопределенностью, Борис Васильевич поехал в Чечню. Был в Гудермесе, в горах, в Грозном, на месте боев, в том подвале, где, как сообщили позже очевидцы, застрелился Владимир, чтобы не попасть в плен. Искал достоверные сведения о сыне.
После настойчивого вмешательства регионального управления ФСБ к поискам допустили Виктора, младшего брата Владимира Борисовича. Он привез из Ростова в Тюмень зубы, чтобы местный дантист, протезировавший Володю, дал заключение, признал свою работу.
Наконец, к опознанию останков допустили и убитую горем вдову. По старым рентгеновским снимкам, доставленным из Прокопьевска, ростовские эксперты пытались найти следы переломов на Володиной ноге.
Ступни мужа (а может, и не его!), завернутые в кусок грязной простыни, до сих пор стоят перед глазами Тамары. До мельчайших подробностей она помнит ростовский накопитель и ту печально известную 124-ю лабораторию, где творился невообразимый бардак. Вываренный белый череп мужа (а может, и не его!), стоящий на столе у эксперта. Куски полуразложившихся Володиных (а может, не его!) останков в каком-то подвальном помещении. То и дело прибывающие вертолеты, от которых к сараю-вагончику молоденькие солдаты таскают на окровавленных плащ-палатках, одеялах, тряпках изуродованные трупы своих ровесников, на фоне этого сумасшествия — стриженый мальчишка в камуфляже торопливо ест кусок колбасы.
С той поры Тамара Александровна не может смотреть на вареную колбасу.
Не было никаких психотерапевтов. Не было душеспасительных бесед с родственниками погибших. Тамару торопили с опознанием останков. И она их «опознала». Официально. Документально. Но не сознанием и не душой. «Он не может умереть!» — кричала в ней та же сила, что год назад предупреждала о беде. И почерневшая от горя, шарахающаяся от знакомых лиц, не перестававшая рыдать, живущая в полусне, в тумане, женщина продолжала ждать. Вскакивала от малейшего шороха в ночи. Вздрагивала от телефонного звонка. Пыталась осознать действительность — и не могла. Умом понимала: она сейчас особенно нужна 16-летнему Игорю, который переживает гибель отца не менее тяжело, но сил почти не оставалось. Слова утешения не воспринимали оба.
Василий Павлович Горетый, подполковник ФСБ, был вместе с Минеевым в Грозном.
Накануне трагических событий они встретились в коридоре управления.
— Палыч! Если со мной что случится, позаботься о семье. У Игоря сейчас такой возраст... Тамаре будет трудно одной, — неожиданно сказал Владимир.
— Что ты, Борисыч! — пытался шутить Горетый. — Прорвемся! — Хотя и сам чувствовал: надвигается неотвратимая опасность, боевики подтягивают к чеченской столице серьезные силы, готовятся к нападению.
Просьба Владимира засела в сознании Горетого. После гибели товарища Василий Павлович принял на себя заботу о Минеевых. Раньше школьными делами Игоря всецело занимался отец. И директор и учителя средней школы №14 хорошо знали активного, доброжелательного Владимира Борисовича, готового помочь в любом деле. Для Игоря отец был непререкаемым авторитетом. Он был — и его нет. С этим Игорь смириться никак не мог. Возникли проблемы с учебой. И только участие Василия Павловича, его отеческие беседы и материальная поддержка помогли юноше окончить школу, поступить в нефтегазовый университет, определиться в жизни.
Сейчас Игорь Минеев думает о втором высшем образовании. У него умная, добрая жена и две прелестные дочурки. Старшая, Лиза, — копия деда Володи: те же черты лица, те же кудри крупными кольцами. Младшая, Аня, больше похожа на маму Женю, спокойная, деловитая.
Глядя на внучек, Тамара постоянно думает о том, как бы рад был Володя, как бы он играл с малышками, читал им сказки, учил грамоте.
Не в нашей власти поменять события. Но нужно найти в себе силы жить ради близких людей...
Игорь после гибели отца пережил еще гибель друга. Во вторую чеченскую кампанию Женя Подсосов, сын известных в области геологов, заживо сгорел в бронетранспортере, подорвавшемся на мине. Известие об этом полоснуло и по израненному сердцу Тамары. Извечный женский вопрос: «За что гибнут мужья и сыновья?» — снова долго не давал покоя.
Однажды в храме к ней, плачущей навзрыд, подошла пожилая женщина. Слова были просты, но непонятны:
— Господь берет к себе лучших. Не плачь, милая!
Что же надо повернуть в сознании, чтобы утешиться этим? И может ли Галина Федотовна, два года назад схоронившая Виктора, смириться с потерей сыновей?
В музейной комнате Тюменского РУ ФСБ целый раздел посвящен майору Минееву, награжденному посмертно орденом Мужества. Там, среди экспонатов, свидетельствующих о профессиональной деятельности и спортивных достижениях Владимира Борисовича, есть маленький черно-белый снимок: молодые родители и два крутолобых большеглазых мальчугана. Фотографии отдала в музей Тамара Александровна. Она знает, что на одном из этажей в управлении установлена мемориальная доска в память о Володе. Что к его памятнику на кладбище по торжественным датам чекисты приносят цветы. В августе прошлого года, когда исполнилось 10 лет со дня гибели майора Минеева, в Тюмень приезжали Владимир Трушков из Калининграда и Николай Мотылев из Оренбурга, бывшие вместе с ним в осажденном доме и видевшие его кончину. Приглашали Тамару к себе в гости.
Она не сомневается в теплом приеме. И рада, что память о муже хранится в сердцах многих людей. Говорят: время лечит. Сколько же надо прожить, чтобы рана в сердце окончательно зарубцевалась?