Праздник на чужой опушке

Подруга жила в поселке Ертарка, затерянном в глухих уральских лесах, где я ни разу не была. По словам подруги, добраться туда — пара пустяков. Поездом до разъезда Бахметка, потом пересадка на маленький рабочий поезд, бегающий по узкоколейке, развозя рабочих по лесным точкам, прямо как в кино «Девчата».

Я села в поезд в Тюмени утром 31 декабря. Некоторый опыт путешествия по железной дороге у меня был, но «случилось страшное» — я проморгала свою станцию. О чем я думала, сидя у замерзшего окна вагона, совершенно не ясно и до сих пор, но факт, очень грустный факт, был налицо. Я стремительно удалялась на запад от нужной мне станции до следующей — Юшала. Тут уж я точно вышла. Сначала даже очень расстроилась, рассчитывая купить билет на встречный поезд и вернуться на этот ускользнувший от меня разъезд с веселым названием Бахметка.

Но в кассе мне объяснили, что нормальные поездка на Бахметке не останавливаются, а «ненормальный» пойдет завтра в пять часов утра. Я знала, что от Юшалы до Ертарки можно доехать попутным лесовозом, что мне было категорически запрещено и подругой, и мамой, и бабушкой. Сейчас бабушки рядом не было, и я вышла на трассу, которая сразу уходила в дремучий лес, как в другую галактику. Было тихо и безлюдно. Ну какой же, простите, дурак пойдет в рейс под Новый год?! Я жутко замерзла — и вернулась на станцию. В пустом крохотном зале ожидания стояло два деревянных диванчика — и ни одного пассажира, жаждущего куда-нибудь ехать.

Перспектива провести новогоднюю ночь на одном из этих диванчиков была, конечно, безрадостной, но вполне реальной. За окном быстро стемнело, приближалась последняя ночь старого года. До чего же было холодно, неуютно и как-то жутковато!.. В самом разгаре приступа тоски и безнадеги входная дверь вдруг с шумом отворилась и вошел человек. Это был широкоплечий мужчина лет 35 в полушубке, ушанке и валенках. Этакий Добрыня Никитич местного разлива.

Он стряхнул снег с шапки, похлопал себя рукавицами и радостно сообщил: «Идет наш поезд!
Я гостей встречаю, а ты этим поездом, видимо, уезжаешь». Пришлось хмуро промямлить, что мой поезд придет утром. Тут жутко загрохотал подошедший поезд, а через пять минут с таким же лязгом ушел. Дверь снова отворилась и зашел все тот же Добрыня. Он опять радостно сообщил, что гости его не приехали, значит, приедут следующим поездом. Потом он уставился на меня и спросил: «Если твой поезд будет утром, чего же ты тут сидишь? Иди домой, переночуешь и придешь утром». Пришлось объяснить, что дома у меня нет, знакомых — тоже. А он продолжал: «Здесь на ночь оставаться нельзя. Скоро начнут бродить пьяные, могут и обидеть». Я вздохнула горестно. Он еще постоял немного, шагнул к моему фанерному чемодану, взял его и сказал: «Пошли тогда ко мне».

Спасатель мой шагал по узкой тропинке между сугробами широко и быстро, я едва успевала. Шли мы, по моим соображениям, долго. Я начала беспокоиться. Вот уже и поселок кончается, дома последние почти в лесу. Именно к одному из них и привел меня Добрыня. Открывая входную дверь, он пояснил: «Мы тут у соседей гуляем, а дома одни ребятишки, вот с ними и посидишь». Я сразу успокоилась: где дети, там не может быть плохо. Дети — мальчик лет девяти и девочка 5-6 лет — встретили меня спокойно и дружелюбно. Их славный папа ушел, а мы устроились на диване перед елочкой и стали играть в шашки и читать книжки. Через пару часов в дверь постучали, мальчик с кем-то поговорил, потом сообщил: «Гости приехали, я отправил их к соседям». А потом наш молодой хозяин организовал ужин. Мы ели необыкновенно вкусные (я же с утра не ела!) ватрушки и шаньги, запивая их молоком. Скоро дети ушли спать. Я дождалась полуночи, сказала себе: «С Новым годом, кретинка несчастная», — и тоже уснула.

Тогда я еще умела крепко спать. Странное готовилось мне пробуждение. Лавина невообразимого шума вкатилась в наш тихий дом. Толпа нетрезвых хозяев и гостей пела, плясала, играла на гармошке. Никто решительно не обращал на меня внимания. Но вот веселье пошло на убыль, хозяйка принялась устраивать всех на ночлег. Я на своем диване чувствовала себя Машенькой из «Трех медведей», залезшей в чужую кровать. На край дивана присел сам хозяин. Меня он даже не заметил. Наконец подошла хозяйка и испуганно спросила: «А это кто?» Добрыня качнул тяжелой головой и ответил: «Не знаю». Жена заволновалась: «Как это не знаешь? Ты же последним ушел из дома, когда ходил на станцию?» Тут что-то прояснилось в голове ее мужа: «А, вспомнил! Девчонку эту я нашел на станции, ей ночевать негде, а поезд — утром». Тут я открыла глаза, желая успокоить женщину. Но она и без меня сразу успокоилась, взяла мужа за плечи... и аккуратно уложила его рядом со мной, приговаривая при этом: «Ты не волнуйся, он у меня спокойный, не проснется до утра», — и выключила свет…

Я втиснулась в щель между сиденьем и спинкой (диван не раскладной) — и затихла. Действительно, хозяин дома спал спокойно, но потом, желая лечь поудобнее, повернулся на спину и полностью накрыл меня своей могучей фигурой. Кислород перекрыт, надо спасаться. С трудом я выбралась из-под своего рыцаря, села на спинку дивана, ноги поставила на грудь Добрыни, осмотрелась. Кругом спящие фигуры, как на Куликовом поле. Посмотрела на часы: пора было продвигаться на выход с вещами. Только где они? На мое счастье проснулась хозяйка, и все они отыскались.

Перед выходом я пыталась извиняться и благодарить этих удивительных людей. Женщина, отчаянно зевая, махала руками и повторяла: «Да че ты извиняешься? Ниче такого не случилось, давай иди, не опоздай на поезд». Я вышла на волю. Удивительно хороша была эта новогодняя ночь, вернее — очень раннее новогоднее утро: белое безмолвие громадных сугробов, на темно-синем небе — тонкий изящный месяц, мириады звезд. Из звездной семьи я знала тогда только Большую Медведицу, Полярную звезду и Стожары — семь маленьких звездочек. Я проверила: все были на месте. Глубокой, узкой тропой двинулась к станции, оттуда донесся гудок паровоза — значит, верной дорогой идешь, товарищ. Дальше все шло как по писаному. Я села в поезд, пулей вылетела на следующей остановке, нашла узкоколейку, по которой бегал коротенький рабочий поезд, и уютно устроилась в одном из двух вагонов. На скамейке напротив меня сидели две старушки, они обсуждали технологию приготовления кваса. Было одно разногласие. Первая заводила квас на сырой воде, вторая — на кипяченой. Эта последняя авторитетно утверждала, что на сырой — нельзя: «ведь микробы же!» «Какие микробы? — удивлялась первая, — ведь квас я процеживаю через сито». Ну до чего же милые люди живут в этих краях!

С помощью этих бабушек я разыскала нужную мне улицу. Подругу я увидела издали. Она стояла на крыше сеновала и вилами сбрасывала сено, видимо, на ужин корове. Только тут я поверила, что добралась до места назначения и что ночь на одном диване с молодым мужчиной мне точно не грозит.

P.S. За 70 лет своей жизни я не раз проезжала станцию Юшала — и всегда мысленно посылала привет и благодарность замечательным людям, живущим в уютном домике на опушке леса.