Каша со смертельной приправой

«Рекс гремит»

Из теперь уже далекого своего детства помню, что при малейшей возможности все ребятишки в нашей Нижегородской области в зависимости от сезона кормились лесом. Ранней весной из земли проклевывался хвощ, или, как его звали в народе, «пестовник». Его молоденькие побеги были на удивление вкусны и питательны. Чуть позже по низким местам начинала прорастать осока. Если выдернуть это растение из земли, то на конце его корня — около сантиметра вкуснятины белого цвета. Лакомством была и «кашица», которую собирали, когда сосна цветет. Пальчики оближешь! Потом начинались ягоды, грибы. Помню вкус калины и рябины, слегка подмороженных осенью...

Особое отношение к лесу и мне, и моим двум сестрам, и троим братьям передалось от отца — Юрия Антоновича Петухова. У всех нас, его сыновей, любимое осеннее занятие — охотиться за глухарями, ловить рябчиков силками, а зимой, с помощью петель, зайцев.

И все мы в самый ответственный момент охоты вспоминаем отцовскую фразу: «Рекс гремит». Значит — лает собака. Родилась эта фраза в результате наложения двух историй — фронтовой и охотничьей.

Мирная история произошла, когда я служил в рядах Советской армии. Отец рассказывал, что водитель оставил его с Рексом в конце бетонки, там, где леспромхоз не занимался еще своими разработками, а после охоты, к вечеру, обещал приехать и забрать.

«Пройдя с километр, — вспоминаю рассказ отца, — присел отдохнуть на валежину. Достал бутерброд, налил чая из термоса. И задремал. Очнулся от резкого внутреннего толчка, знакомого с войны».

Память отца мгновенно воскресила один из военных эпизодов: «Мы возвращались из очередного похода за линию фронта. Сбились с курса. И, чтобы оторваться от вражеской засады, вынуждены были идти в обход по болотам. Мои разведчики вымокли, измотали силы. Я принял решение: ребята должны отдохнуть. Перекусить, обсушиться, отоспаться, дождаться темноты и тогда уже пробираться к своим. Забылись в коротком сне... Резкий внутренний толчок — реакция на лай собак, с которыми вышли на свою «охоту» фашистские каратели. Этот лай надвигался на нас, как волна, леденящая душу...»

...И сейчас собачий лай доносился совсем рядом. Отец резко вскочил, схватил ружье и побежал. Шагов через двадцать сообразил: «Так ведь это же Рекс гремит». Развернулся — и уже не спеша пошел по той же просеке. Картина, которую увидел, достойна внимания любого охотника. Рекс лаял на высокую осину — держал глухаря, к которому подкрался по всем правилам добычи.

Такая вот история у отцовских слов «Рекс гремит».

История поваренка

В семье моего деда Антона Кирсановича Петухова было пятеро детей. Меньше всех родительского тепла досталось самому младшенькому — Юрию. С двух лет он рос без отца, а с четырех — и без матери. Жили они тогда в деревне под названием Высокая Шабалинского района Нижегородской области. Троих старших ребятишек было решено определить в детский дом, а двоих младших «колхоз взял на свое попечение». Братишку и сестренку Петуховых подкармливали как могли, а есть им все равно хотелось. И мой будущий отец ходил по близлежащим населенным пунктам — собирал милостыню. Однажды, побродив по домам поселка Вахтан, он оказался на пороге рабочей столовой на Варакше. Варакша — место, с которого начиналось строительство Вахтана. Отсюда «брала разбег» железнодорожная станция. На красивом берегу речки Вахтанки расположились жилые дома, подразделения лесоучастка: контора, транспортный и столярный цеха, кузница и столовая. На ступеньках ее крылечка и заприметил Юру начальник местного ОРСа Иван Николаевич Кошелев. Несмотря на свою занятость (по сути, все жизнеобеспечение поселка держалось на этом беспокойном человеке), он не смог пройти мимо незнакомого пацаненка. Присел рядом, расспросил о жизни, накормил. А потом предложил смышленому парнишке потрудиться в рабочей столовой: «Будешь помогать поварихам». Понятно, что такое хлебное предложение Юра принял с благодарностью и изо всех сил старался оправдать доверие Ивана Николаевича. Разносил рабочим пирожки и чай, мыл посуду, выполнял все поручения работников столовой.

Так прошло несколько лет. Когда началась война, отца уже посылали работать в столовых на лесоучастках. Обязанности у него были несложными: растопить печи, заготовить дрова... «С этим могут справиться и девчонки, а мое дело — на фронт попасть» — такую задачу поставил перед собой паренек, которому не было еще и шестнадцати. За два месяца, прошедшие с начала войны, он не раз обращался в военкомат. На свою просьбу получал отказ: подрасти, мол, надо. А мысль: «На фронт — любой ценой!» — уже прочно засела в его голове и не давала покоя.

Все решил случай. Отца послали на один из лесоучастков подменить заболевшую повариху. И до этого ему не раз приходилось командовать на кухне. Справлялся. А тут с самого утра все как-то не заладилось. Мало того, что каша сварилась очень густой — с крупой явно переборщил, так она оказалась еще и пересоленной. В завершение всех бед и обид это варево взяло да и пригорело! Ничего хорошего это ему не сулило. Все! Оставив записку о том, чтобы не искали, он убежал на войну.

Впоследствии эту историю с кашей вспоминали со смехом. Потом, когда красивый молодой лейтенант, кавалер орденов солдатской Славы, Красной Звезды, Отечественной войны, после тяжелейшего ранения приехал в родные места на побывку. Тогда он, конечно же, первым делом заглянул в родную столовую, что дала ему путевку на войну. Поварихи специально по этому случаю сварили кашу, сдобрили ее сливочным маслом... Весь коллектив лесоучастка собрался в столовой, чтобы попотчевать и поприветствовать своего поваренка — теперь уже высокого гостя, героя.

Не знаю, рассказал ли тогда отец собравшимся про то, как он добирался до линии фронта, про другую свою кашу со смертельной добавкой? Врать не буду: папа не любил вспоминать войну. Но тут такой случай. И все свои — кашевары...

До фронта ему пришлось добираться долго — где пешком, где кто-то подвезет на лошади, пожалев подростка. На одной из встречных станций он заприметил эшелон — много вагонов и платформ, накрытых брезентом. Сообразил: военную технику везут по адресу, который он как раз ищет. Умудрился забраться на одну из платформ, прикрылся брезентом и... уснул. Потом оказалось, что пригрелся на платформе с полевой кухней. У обнаруживших его не нашлось смелости прогнать голодного и холодного парнишку. Учитывая поварской опыт, приписали пацана к одной из полевых кухонь. Назвали сыном полка.

В начале войны (и это могут подтвердить бывалые фронтовики) происходило что-то непонятное: наши войска в срочном порядке то наступали, то отступали. В этих условиях полевая кухня нередко отставала от бойцов, находилась вне расположения части. И тогда сыну полка, имевшему опыт разносить пищу и горячие пирожки по цехам и бригадам, в оперативном порядке разрешалось доставлять еду для бойцов передовой в термосе.

В одном из таких походов Юрий Петухов и получил свое первое боевое крещение. Из рассказов отца знаю, что произошло это, «когда снега было уже много». Где? Увы, уже не уточнишь, не переспросишь...

Примерно в километре от расположения части была выставлена батарея для прикрытия. Связь с ней оборвалась, а фланги простреливались. С одной стороны — немецкой артиллерией, а с другой — фашистскими снайперами. Недосягаемым для врага оставался небольшой перешеек. Вот по нему и должен был доставить сын полка горячий обед бойцам, которые уже вторые сутки оставались без продовольствия и связи. Заправил полный термос горячей похлебкой, спрятал хлеб за пазуху, чтобы не замерз, и — вперед! Сначала все шло хорошо: его продвижение прикрывал мелкий кустарник. Ситуация изменилась примерно через пятьсот метров, когда открылось абсолютно чистое пространство, которого не было видно с места расположения кухни. Вернуться или пробовать ползти дальше? Пополз! Не успел преодолеть и десяти метров, как почувствовал удар, нет, скорее — толчок в термос. Через мгновение последовал другой... В тот же момент снайперская пуля прошла рядом с плечом, подняв снежный фонтанчик. То ли от снега, попавшего за воротник, то ли от осознания того, что смерть совсем рядом, мороз пробежал по коже поваренка. Сковал все тело. Странно: горячая жидкость из простреленного термоса в это же самое время обжигала спину... А немецкий снайпер продолжал стрелять по непонятному объекту, передвигающемуся по снегу. Резкая боль пронзила ногу поваренка, малейшее движение приводило к шоку. И он потерял сознание. Видимо, это и спасло жизнь моему отцу. Снайпер, убедившись, что мишень поражена, перестал стрелять.

Сколько времени он так пролежал? Очнулся от холода. И, превозмогая боль в ноге, стараясь слиться с землей и снегом, пополз дальше. Во что бы то ни стало нужно было добраться до кромки леса. А там буквально в трехстах метрах — батарея.

Уже в полной темноте поваренок с простреленным термосом и простреленной ногой смог доползти до своих товарищей. Ужин удался на славу. Правда, котелки бойцов вместо похлебки заполнило варево, напоминающее кашу. Жидкость-то вытекла, а несколько пуль, пробив стенку, остались внутри термоса. Такая вот была добавка к каше!.. Бойцы потом единодушно признавались, что ничего вкуснее ее в жизни не ели. Признавались потом, когда отец очнулся после перевязки ноги и воздействия спирта, который ему было приказано выпить в целях дезинфицирования полученной раны.

«Отводите коней! Вяжите языка!»

Резкий запах нашатыря ударил не только в нос, казалось, он затронул все нервные точки. Глаза бригадира лесозаготовителей Юрия Петухова встретились с глазами доброго друга — хирурга Вахтанской участковой больницы. В голове была полная ясность, но услышанные слова никак в ней не укладывались. «Ничего страшного, — повторял хирург. — Мы еще спляшем с тобой цыганочку! Нельзя допустить, чтобы ты, молодой парень, остался инвалидом. Все нашли, все привезли, все пришьем, все будет в порядке!»

...Он вспомнил, как дрогнули могучие вековые деревья. Как снег чистым серебром побежал по ветвям. Сверкал, переливался в лучах утреннего солнца. Как потревоженные птицы, издав тревожные крики, перелетели в глубь леса. Почти тридцатиметровое дерево, подпиленное, скользнув по кронам рядом стоящих соседок-сосен, развернулось вокруг своей оси и отбросило его назад. Времени на то, чтобы хоть как-то увернуться от падающего ствола, у него не было. Удар пришелся на раненую ногу. Треск падающего дерева, снежная пыль, резкий визжащий звук работающей электропилы... Очнулся от нестерпимого жара в ноге, распространяющегося по всей спине. Сбежавшиеся лесозаготовители, приподняв ствол дерева, вытащили своего бригадира. Всеми способами пытались привести его в чувство. Сознание возвращалось медленно. В ушах — шум, автоматные очереди, орудийные залпы. Чьи-то голоса: «Жив, жив! Скорее машину!», «Где обрезок сапога? Не топчитесь, нужно найти!» Наконец в глазах начало проясняться. Он увидел знакомые лица и электропилу с оборванным кабелем, которая торчала из смеси хвои, одежды, снега. На этом снегу ярко-красные капли крови показались ягодами клюквы.

...Весь персонал больницы собрался в палате. Кто-то говорил, что прошло слишком много времени и шансов на то, что отрезанные пальцы прирастут, совсем нет. Хирург внимательно слушал своих коллег и понимал: окончательное решение он должен принять сам. Пришить в условиях небольшой участковой больницы два пальца, привезенных в носовом платочке, — это, конечно, из области фантастики. Но ведь времени ждать, когда из области прибудет бригада его коллег, не осталось. «Нет, мы должны сплясать с ним цыганочку!» — приказал себе хирург.

Операция проходила сложно. На отрицательных результатах сказывались пять ранений, полученных во время войны. Пережитое прорывалось... под общим наркозом. Независимо от воли человека. За всю жизнь отец ни разу не повысил голоса на нас, шестерых детей. Мы ни разу не слышали, чтобы он ругался с мамой. Даже тогда, когда она ворчала на него за лишнюю выпитую рюмку, он лишь отвечал: «Аня, Анечка...» А на операционном столе отец кричал: «Отводите коней! Вяжите языка!»

И кони, и языки — из фронтовой его биографии.

Отец рассказал, как к их полевой кухне прикрепили несколько лошадей, случайно встреченных на фронтовых дорогах. Он подружился с этими трудягами. Разговаривал с ними, и они понимали его, как люди. Однажды на переправе полевая кухня попала под артиллерийский обстрел. Отец бросился к подводе, но успел отвязать только одну лошадь. Сзади раздался оглушительный взрыв. Один из снарядов угодил прямо в полевую кухню, повар погиб на месте. Взрывной волной поваренка Петухова отбросило в сторону. Когда он пришел в себя, то увидел кровавое месиво из земли, искореженного металла и кусков мяса.

Сам он тогда отделался легкой контузией. Полежал несколько дней в медсанбате — и сбежал. Догонять свою часть. Догнал! По-свойски заглянул в палатку командира, а тот был не один.
С командиром разведывательного взвода. И обсуждали они план предстоящей операции — похода за языком. «Ну, парень, ты в рубашке родился! — обрадовался командир. — Значит, жить долго будешь!»

Отец и сам не знал, то ли эти слова насчет долгой жизни, то ли его репутация уже дважды обстрелянного бойца возымели тогда действие на командира разведвзвода, но факт остается фактом: поваренка пригласили в разведчики. Понятно, что он не раздумывал — сразу согласился. И уже на другой день вместе с опытными бойцами отправился за линию фронта. Без потерь и без единого выстрела группа вернулась в расположение части. С трофеем: притащили немецкого офицера с очень важными документами. В результате полученной информации на этом участке фронта была успешно проведена операция, за что отец в составе группы бойцов был представлен к ордену Красной Звезды.

Точно знаю: потом война забросила отца в Белоруссию. Командование располагалось на окраине села, по которому прошли немцы. Дома были сожжены, из пепелища торчали печные трубы. Когда-то ухоженные поля измяты гусеницами танков, зияют воронками от взрывов. Не слышно даже собак. Жуткая картина! Сведения, поступающие из штаба, были противоречивыми. Ротный пригласил командира разведвзвода Петухова. Развернул перед ним карту местности. Буркнул зло и устало: «Могу доверить только тебе и твоим ребятам. Предстоит разведать: есть ли в этих местах партизаны? Если да, то нужно установить с ними связь. А заодно посмотрите, что происходит в тылу немцев. В бой не ввязывайтесь, себя не выдавайте, шум не поднимайте».

И это задание было выполнено успешно.

Мы сами с усами!..

Командир, разведчик, вся грудь в орденах, на плечах — новенькие погоны старшего лейтенанта... Есть чем щегольнуть! И возможность предоставлена: Юрий Петухов с группой сержантов получил увольнительную в город. Настроение отличное, погода — весенняя, общее состояние на фронтах — приподнятое. И уже не шепотком, а вслух, из уст в уста, передают заветное: «Война вот-вот закончится!» Прогуливаясь по улицам незнакомого города с интересными западными старинными постройками, эта компания решила выпить пива. И ладно бы, но после обеда молодые люди повели себя так, как... вели себя разведчики. Им многое позволялось ввиду их особого режима и графика службы. Залихватская компания громко разговаривала, смеялась — чувствовала себя очень свободно, чем и привлекла внимание патруля. Дежурная проверка документов могла бы закончиться вполне мирным исходом, если бы старший патрульной группы не попросил разведчиков вести себя потише. И если бы старший лейтенант Ю.Петухов ему не ответил: «Мы сами с усами!»

Отец действительно к этому времени отрастил усы. Сделать это заставила война. Вернее, один из ее эпизодов.

Совершив удачную вылазку, группа разведчиков, возглавляемая командиром Петуховым, возвращалась с задания. С собой тащили языка. Неожиданно наткнулись на засаду. Завязался бой, в который вклинился еще и артобстрел. В общем, началась настоящая мясорубка. Снаряды ложились так плотно, что невозможно было понять: где земля, где небо? Страшное ранение получил отец в том бою. Один осколок попал в его верхнюю губу, а второй — в область сердца. Плюс ко всему его засыпало землей. Но судьба в который раз сохранила ему жизнь.

...За несколько дней до этого боя командир взвода разведчиков Ю.Петухов получил новые сапоги. На их выдаче сам настоял, даже разругался по этому поводу со старшиной, который ссылался на свою занятость. ...Именно новые сапоги и спасли ему жизнь.

По тому месту, где всего несколько часов назад шел бой, проходили наши солдаты. Сержант обратил внимание на новые сапоги, торчащие из земли. Приказал рядовому Боброву похоронить погибшего как положено, а сапоги... снять: «Мертвому они не нужны, а зачем добру пропадать?» Сняв один сапог, Бобров закричал: «Товарищ сержант, он живой!» Все отделение бросилось раскапывать живого мертвеца. Хорошо, что слой земли над ним оказался нетолстым. В раненом солдаты узнали командира разведвзвода Петухова. Он лежал на боку, автомат поперек тела. Наподобие стропил под крышей. На это «стропило» взрывной волной набросило плащ-палатку. В таком домике, импровизированном судьбой, построенном жизнью и смертью, и пролежал раненый командир несколько часов.

Как выяснилось уже потом, в госпитале, еще бы с часок он так полежал, и жизнь его спасти бы не удалось. Об этом рассказала медсестричка, которая не отходила от Юрия Петухова практически круглые сутки. Много позже, придя в сознание, он не сразу узнал в миловидной дивчине того заморыша, что встречал в лесах Белоруссии среди жителей деревни, сожженной фашистами дотла.