После боя на поле битвы героев приходят мародёры

— Первые годы существования «Тюменских известий» — это, так сказать, бодание с КПСС, — начал свои воспоминания Юрий Иосифович. — Ведь нас создавали как газету Совета народных депутатов, который был в оппозиции к компартии. Любое выступление встречалось атакой и на газету, и на редактора, и на меня: как ты смеешь критиковать решения пленума обкома партии?

В «Тюменской правде» публиковали письма читателей, в которых меня осуждали за «антипартийные материалы». Многие выражали мне сочувствие — практически соболезнование. Ведь тогда в сознании людей крепка была мысль: если газета обкома партии кого-то долбает — ему не работать в прессе.

Профсоюзная газета вышла со статьей «Ложь и правда Юрия Пахотина». Мать в Ишиме хваталась за сердце, она прекрасно
помнила, за что людей ссылали на Колыму, где я и родился. Дочери-школьнице угрожали: если отец не угомонится... В один из таких дней в нашу редакцию пришла делегация с авиатехнической базы аэропорта Рощино, они собрали примерно 400 подписей в мою защиту. Буквально: «Руки прочь от Пахотина!» Показал этот рулон бумаги редактору Юрию Степановичу Бакулину: мол, люди думают, что меня теперь с работы выгонят, защищают. Бакулин почитал и говорит — очень серьезно: «Такая поддержка — самая лучшая награда, лучше всех орденов». Теперь я знаю, что Юрий Степанович был прав.

— Сегодня ни один, наверное, не вступится за журналиста...

— Есть такая поговорка: после боя на поле битвы героев приходят мародёры. Когда сейчас начинают говорить: «Надо власть мочить», я их останавливаю: это уже в моей биографии один раз было. Те, кто во времена перемен требовали свободу прессы, как только угнездились в своих новых кабинетах, стали говорить: да как ты смеешь критиковать нас, наши решения! После таких кульбитов и родился знаменитый журналистский цинизм.

И журналисты, и газеты теперь другие. Многие стали словно бы параллельно жить со своими читателями. А тогда жили единой жизнью: кто-то был ЗА, кто-то ПРОТИВ. Но все были искренни в своих убеждениях! Ни сейчас, ни тогда не обижался на тех своих противников: это было интересное противостояние, цинизма не было. Одни считали: это правда, другие — нет. А истина всегда посередине.

Несмотря на отчаянное противостояние тех лет, врагами мы не были. Когда абсолютно честно пишешь, ни с кем не заигрываешь, тогда тебе нетрудно быть смелым. Никогда больше так прессу не ждали, никогда ТАК не уважали. Помню, когда августовский путч начался, мы в редакции сидели до ночи. Новости из Москвы добывали по своим каналам. Моя знакомая, окна рабочего кабинета которой выходили на площадь, докладывала, что там происходит. Закрытая ГКЧП «Комсомолка» в августе 1991-го выходила на страницах «Тюменских известий». Читатели ждали газету. Такая работа — просто удовольствие. Мне ни за одну публикацию того времени не стыдно — согласен со всеми оценками, которые тогда давал.

Когда в 1993-м было противостояние между Хасбулатовым и Ельциным, такого единства уже не было. Но редакция занимала вполне определенную позицию — «Тюменские известия» поддерживали Ельцина. Мы тогда сами выбрали политическую линию издания, придерживались ее.

— В то время коллектив редакции был соучредителем газеты.

— Да, коллектив был соучредителем. Нас с Бакулиным часто вызывали на малый совет — воспитывали. Но мы сопротивлялись! У газеты было свое политическое лицо. Сейчас мне иногда говорят: ну и зачем вы тогда бились? Надо ли было все это? Не чувствуют контекста: мы тогда не за какого-то отдельного начальника боролись. Мы понимали: надо менять ситуацию в стране, что дальше ТАК жить нельзя. Мы были причастны к смене эпохи. На одном круглом столе недавно упрекнули: почему ты сейчас, как тогда, власть не долбаешь? Да потому что уже знаю — свобода прессы рвущимся к власти нужна только до того момента, как эта власть попала к ним в руки. Ленин тоже пришел на лозунге «Свободу прессе!» и, получив власть, тут же закрыл все оппозиционные издания.

— Напомню на всякий случай: «Тюменские известия» делали выходцы из партийной газеты.

— Несмотря на нашу закваску, мы уже понимали, что надо менять строй, никаким «косметическим ремонтом» ничего не сделаешь. Это сейчас мой внук не может представить, почему его мама плакала, когда нам с ней не хватило сметаны перед Новым годом. «Пошли бы в другой магазин», — говорит он. Он НЕ понимает, что сметаны могло не быть во всех магазинах и несколько дней подряд! Ради этого надо было ломать систему. Нет у меня пессимизма по поводу сегодняшних проблем — нужно время, новое выстраивается годами. Абсолютной свободы нет, это миф. Свобода слова появится, когда оформятся крупные структуры — политические, экономические — с разносторонними интересами и начнут создавать свои СМИ. И чем разностороннее будут эти интересы, тем больше будет свободы прессы. И журналист будет подписывать контракт, зная позицию издания и — разделяя её. Такой журналист будет работать иначе. Не станет врать, ловчить, идти на сделку со своими убеждениями. А в искренности — сила журналиста.