Вертикаль страха

В Тюменской инфекционной больнице — шум до потолка. Заместитель главного врача отчитывает завхоза: «Почему под окнами мусор валяется? Ну и что, что убирали! Еще уберите! У нас сын самого N лежит, вот придет он сына навестить, а за окном грязь!» Завхоз что-то лопочет про свинство пациентов, которые выкидывают мусор в окно, и наконец уходит давать задание дворнику.

Мне, нечаянному свидетелю этой сцены, было смешно и страшно одновременно: большой начальник N никогда не запинался на улице о валяющиеся банки-бутылки? И мы по-прежнему готовы до умопомрачения строить потемкинские деревни, даже на всякий случай?!

Время массовых репрессий кануло в Лету. И давно уже те, кто еще застал сталинские времена, когда за один анекдот можно было получить политическую статью и несколько лет лагерей, сидят в глубоком пенсионерском подполье. Но опасение «вдруг мне за это что-то будет» живет, похоже, в генах. И этот страх до сих пор пронизывает сегодня все сферы деятельности человека в нашем обществе. Начиная с детского сада.

Малышку, страдающую пищевой аллергией, время от времени в детском саду оставляют голодной — она сама отказывается от той пищи, которая принесет вред ее здоровью. Ничего другого для нее не готовят. Из платы за детсад фактически отсутствующее питание не вычитают, приносить из дома готовые блюда не предлагают. И мама не бьет тревогу, не идет к заведующей детским садом, не стучится в департамент образования. Она… боится, что ее «скандальность» отразится на беззащитном ребенке, который каждый день остается один на один с педагогической машиной. Парадокс: страх испортить отношения с персоналом сильнее, чем страх за здоровье ребёнка.

Боялась молодая мама небезосновательно. Однажды она случайно увидела, как воспитатель шлепала малыша. Не успела по этому поводу обратиться к заведующей, как услышала про себя саму, что в тот день явилась в детсад… — нетрезвой.

После детсада, известное дело, бывает школа. Ну, уж тут все понятно — найти родителя, который молча соглашается со всеми предлагаемыми образовательным учреждением условиями, гораздо проще, чем встретить того, кто вслух сомневается — просто сомневается! — в целесообразности тех или иных действий. Меня однажды полоскали на родительском собрании за то, что якобы жаловалась на школьное расписание в департамент образования. А я — ни сном ни духом! Не жаловалась, потому что… опасалась: отразится на ребенке. Еще мама-учительница предупреждала: не конфликтуй со школой, большинство педагогов не удержится, чтоб не отыграться на ученике.

После школы бывает вуз.

Второкурсников-экономистов Тюменского госуниверситета в 2006 году «явочным порядком» перевели на болонскую систему и сообщили, что те будут учиться не 5 лет, а только 4. А поступали они за год до этого совсем на других условиях! Ребята должны были выйти из вузовских стен специалистами с привычными для отечественного работодателя дипломами, а не заморскими бакалаврами.

Думаете, такой некрасивый поступок университетского руководства вызвал студенческий бунт? Ничего подобного! Ни одного заявления в суд, ни одного пикета или, на худой конец, жиденького протестного плакатика. «Нам же еще учиться, диплом получать. Загнобят! Завалить студента на экзамене для любого препода не проблема», — оправдывались знакомые студенты, а их родители копили деньги на обучение чад в магистратуре — бюджетных мест на второй ступени вузовского образования в десятки раз меньше, чем в бакалавриате.

После вуза — взрослая жизнь. Самостоятельная. Чего профессионалу бояться, коли честно исполняешь свое дело? Сотрудник районной администрации не пришла в суд, чтобы дать разъяснения, и судья прямо на заседании вздохнула понимающе (село: все про всех знают): «Опасается она. В прошлый раз после подобного выступления в суде глава района был ею недоволен, у женщины нервный срыв был, больничный взять пришлось».

…Журналисты Тюмени в прошлом году пытались найти информацию о ситуации со «свиным» гриппом в регионе. Врачи стационаров говорили о дополнительно развернутых пульмонологических койках в даже отделениях гастроэнтерологии, о тяжелейших и быстро развивающихся при вирусе H1N1 осложнениях, а официальная статистика молчала. Когда на официальной встрече журналистов с директором областного департамента здравоохранения мы спросили о ситуации Андрея Юрьевича Кудрякова, он ответил кратко и понятно: «Комментарии по поводу пандемического гриппа в стране дает только один человек — Геннадий Григорьевич Онищенко».

Этот пример говорит о том, что и у вертикали власти есть своя вертикаль страха. Страха, который порой заставляет делать вид, что если не сказать о проблеме, то о ней никто не узнает. И, значит, ее не будет. В этом случае мы возвращаемся на то место, откуда начали. В детский сад. Где ребенок закрывает глаза — и жизнь кажется другой.

Но с закрытыми глазами век не проживешь.