Юность, которая вернулась с войны

В самом начале 41-го глава семейства Выш проштрафился. Рабочий поезд, который доставлял его и еще пятерых трудяг из их родной деревни Анаткас-Арауши в Канаш, где они работали на вагонно-ремонтном заводе, опоздал. В годы, когда и пятиминутная задержка на работу рассматривалась как злостное нарушение, как дезертирство и сурово каралась по закону, слесари «позволили себе» опоздать аж на четверть часа. Уважительную причину (ну, не могли же они бежать впереди паровоза!) суд во внимание не принял: все шестеро опоздавших были отправлены в Пинск на принудительные работы. Срок этих работ истекал 23 июня 41-го, в понедельник. А в воскресенье началась Великая Отечественная. Искупивших свою вину ударным трудом освободили, но без документов. А как доказать, что ты есть ты? И что «внутри себя» ты сразу же принял решение: добраться домой, вызволить документы и отправиться на фронт бить врага... Только кто же станет слушать «эти сказки», когда на станции — тотальная проверка? И полная неразбериха: Пинск бомбили уже в первые дни войны. Спасаясь от них, мирное население захватывало вагоны. А куда они поедут в первую очередь — на фронт или в тыл? Бригадир одного из поездов, которому вызвался помогать Дмитрий Антонович, поверил слесарю, посоветовал: «Поймай отбракованного коня — скачи домой». Куда-то в сторону дома он скакал на коне без уздечки примерно верст 70. Скакал до тех пор, пока его не свалила болезнь.

— Дома отец появился в 42-м, когда цвела черемуха, — вспоминает Михаил Дмитриевич. — В больнице, где его лечили от туберкулеза, поставили диагноз, не знаю, как он звучит по-научному, а по-простому так: «легкие сгнили, к службе в армии не пригоден». Отец не поднимался с кровати, лежал — смотрел на керосиновую лампу, словно это был единственный свет в его окошке. Мама силком пичкала его капустой — больше он ничего есть не мог. Всякий раз после такого приема пищи он прятал от нас глаза: ему было стыдно... Жилось нам и впрямь нелегко. Несмотря на то, что мама хваталась за любую работу, а моя сестра Вера, которой в ту пору было всего-то 13 лет, устроилась в доярки. Как трудилась сестренка? После войны ее три раза делегировали на ВДНХ. Кроме того, она сумела осуществить мечту моих родителей — иметь много детей: Вера стала матерью-героиней. А я стал дедом и прадедом-героем: пятеро моих детей подарили мне 13 внуков, а внуки — 15 правнуков. Вот смотрю я на них, как они подрастают, и невольно вспоминаю свое детство. И прошу Всевышнего: не дай им повторить мою судьбу!

...В сентябре 41-го Мише исполнилось 10 лет. Начало очередного учебного года он решил для себя отсрочить. В деревне в ту пору остались лишь женщины, старики да дети. В двух колхозах, которые прописались на территории их Анаткас-Арауши, не хватало рабочих рук. Скота было много, а земли для выпасов и сенокосов — мало. Вот и было принято решение держать скот на подножном корму до самых заморозков. Миша устроился в подпаски. Утром-то еще ничего: главное — пробудиться чуть свет и пригнать скотину в поле, а к вечеру, когда коровки ревмя ревут — домой просятся, трудно... Трудность состояла не только в том, что осеннего полевого пайка скоту просто не хватало, но и в том, что недалеко от дороги, по которой пролегал путь коровок домой, прописался военный полигон, где готовили к службе в армии призывников. О том, что этот объект нельзя рассекречивать, коровы никак в толк не хотели брать. Подпаски смекнули: отдавать часовым по пол-литра молока, которые полагались им в оплату за работу. Те согласились: голод не тетка... А подпаски после работы прозрачными тенями бродили по колхозным полям — искали спрятавшуюся в земле картошку.

— Всегда хотелось кушать и согреться — вот самые заветные желания моего детства, — признается Михаил Дмитриевич.

В пятый класс он вернулся только после войны. Всю Великую Отечественную трудился в колхозе, летом — пас коров и быков, на которых и пахали, и боронили, и тяжести перевозили, а зимой работал на лесозаготовках — пилили дубы, которые в его родной Чувашии достигали толщины до двух с половиной метров. Спилишь вручную такой за день — к вечеру сам почти дуба даешь... После этой работы школа показалась раем, даже несмотря на то, что уроки приходилось учить при свете луны — не было керосина. В восьмой класс он ходить не стал, ведь нужно было заплатить за обучение 150 рублей. А где их взять матери, которая за время войны выбилась из сил — трудилась и прачкой в местной больнице, и уборщицей на почте, и в аптеке, и в колхозе.

Война надсадила и Михаила: состояние его здоровья не позволило служить в армии. По тем временам это считалось позором. Он убежал от него в Куйбышев — на строительство монтажного управления авиационного завода. Было дело — скрючило во время смены, а кто-то упрекнул, мол, вот так молодежь от работы отлынивает... Психанул, несмотря на тошноту и острую боль, продолжил работу. И чуть не попрощался с этим светом — лопнул аппендикс. Это случилось в тот день, когда разоблачили Берию. Символично?

...По программе переселения в 1959-м семья Михаила Дмитриевича переехала из Куйбышевской области в наш Сорокинский район. В мясомолочном совхозе деревни Ворсиха чуваш М.Выш начинал писать свою сибирскую биографию. Сначала плотничал, затем столярничал в ремонтных мастерских. Приметили его трудолюбие, аккуратность — предложили от совхоза поучиться на курсах механизаторов широкого профиля. В итоге ему доверили «слесарить» в машинно-тракторных мастерских. Не ошиблись: всю технику он привел в рабочее состояние. Раз так — перебросили М.Выша поднимать другой отстающий «участок» — животноводство. Но вначале отправили на курсы в поселок Московский.

— Я до самой пенсии учился, — говорит Михаил Дмитриевич, — жизнь меня словно возвращала в детство, в котором я должен был ходить в школу. И я понимал: обязан впитать то, что «предписывалось судьбой». А уж если впитал, то должен работать за себя, за отца и за тех парней, которые не вернулись с войны. Очень горжусь своей медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны».

Шестнадцать с половиной лет он возглавлял животноводческую бригаду, вывел ее в передовые. И тут случился падеж скота. Не в его бригаде, но для острастки финансово наказывали всех. В знак протеста он написал заявление, в котором просил предоставить ему другую работу, не связанную с фермой, где шла ежегодная естественная отбраковка скота, которую почему-то приравняли к падежу...

Работу не предоставили. И тогда он устроился столяром-плотником в Ишимское нефтепроводное управление, на нефтеперекачивающую станцию «Вознесенка».

— Вот говорят, что в жизни человека многое решает его величество случай. Если так, — говорит Михаил Дмитриевич, — то благословляю ту случайность... Впервые за всю свою жизнь на НПС я почувствовал себя нужным человеком. И ведь, как говорится, звезд с неба не срывал, просто столярничал, просто плотничал, а затем возглавлял команду ВОХР, но это ценилось. И до сих пор ценится! Несмотря на то, что я вот уже двадцать лет не работаю в ОАО «Сибнефтепровод», обо мне помнят. И благодарят за то, что моя команда держала первенство по пожарной охране. Эту благодарность я бы по-иному оценивал, если бы сейчас, не дай Бог... Нет, все нормально! Просто в «Сибнефтепроводе» трудятся неравнодушные люди. Вот за это им — земной поклон. Именно земной, потому что я — человек от земли.

Со слов благодарности ОАО «Сибнефтепроводу» — «за память» началось наше знакомство с Линой Дмитриевной Приваловой. Под девичьей фамилией — Безбородова — эту боевую, веселую осмотрщицу вагонов должны бы помнить в Тюменском отделении Свердловской железной дороги. Но...

Из родной Успенки в Тюмень она пришла пешком. С одним желанием: найти хоть какую-нибудь работу, чтобы и самой прокормиться, и помочь маме, на руках у которой осталось четверо ребятишек. Пять мужчин, в их числе и Дмитрий Никитич Безбородов, 1898 года рождения, забрали из Успенки на фронт в первые дни войны. И вскоре в пяти домах оплакивали похоронки. Где-то под Москвой сложил свою голову отец Лины. Ей — 15 лет, она самая старшая из детей Дмитрия Никитича и Марии Григорьевны, значит, «теперь самая главная кормилица семьи». Вот и пошла в Тюмень. Теоретические знания в железнодорожном ФЗУ предпочитали заменять практикой: так учащиеся быстрее смогут приступить к самостоятельной работе. Несмотря на бронь, которой были «защищены» от войны железнодорожники, мужчин здесь явно не хватало. 15-16-летние девчонки слесарили в вагонном депо, трудились осмотрщиками вагонов.

— Осмотрщиков еще называли пролазчиками, — поясняет Лина Дмитриевна, — они пролазили под вагоны и проверяли надежность цепей, которыми вагоны «связывались» друг с другом. Автосцепки-то тогда еще не было.

Составы с грузами шли через Тюмень один за другим. За пятнадцатиминутную стоянку на станции осмотрщики должны были гарантировать безопасность дальнейшего продвижения. Что бы ни перевозили в товарных или пассажирских вагонах — людей, картошку, технику, — грузы считались военными. Значит, и ответственность за них была строжайшей.

— Иногда работать приходилось по нескольку смен подряд: день-ночь, а потом снова — твой выход в ночь. Бежишь вагоны осматривать, а глаза слипаются, упасть бы на платформу да поспать хотя бы полчасика! Но ответственность словно током била. Да и опасно. Случился как-то перерыв в работе, — вспоминает Лина Дмитриевна, — мы с напарницей залезли под отцепленный вагон — спрятались от солнышка и не заметили, как уснули. От неминуемой смерти нас спас... музыкальный слух: мы ведь по стуку определяли исправность колес на ходу. Стук деформированного колеса нарушает общий ритм. В общем, едва успели выскочить из нашего укрытия, как вагон подцепил паровоз. И на гауптвахте мне довелось побывать. После нескольких смен работы подряд (сменщик заболел) один из вагонов состава, который проверяла я, на подъеме «оторвался». Часть состава, преодолевшая подъем, пошла вверх, а другая — покатилась вниз. За задержку поезда на полтора часа меня и посадили на гауптвахту. Для проштрафившихся было отведено в вагонном депо специальное помещение с охраной. Из мебели — голый пол, даже фуфайку и ту забрали.

Оставил свою отметинку на всю жизнь и другой случай, когда захотелось забраться в немецкий танк и посмотреть, «как наши дали им прикурить». Да, и такие грузы повидала Тюмень. Перевозили эту технику без охраны — ведь раскурочена же. Вот двое пролазников и двое вагонников — совсем молоденькие парнишки и девчата — выбрали себе по танку и... А состав тронулся. А дуло «Лининого» танка развернулось в сторону. А впереди — столб. А у нее силенок не хватает, чтобы вернуть дуло в «исходное» положение. Хорошо, что кто-то из ребят-вагонников помог. Прыгали с состава уже на ходу. В щебенку. Израненные ноги перебинтовали чем попало. Лина, сцепив зубы, не проронила ни звука. «На войне, поди-ка, было еще труднее и больнее».

После освобождения с гауптвахты пролазчик Безбородова с железной дороги уволилась. Охранника, что сопровождал ее во время ареста с ружьем в туалет и столовую, простила: он выполнял то, что ему предписано. Но сам факт... Начальство с работы не отпускало: «огонь-девка — отличный работник». Помог случай. Из Свердловска с проверкой в Тюмень прибыл большой начальник, она — к нему. Он и подтвердил руководству Тюменского отделения железной дороги указ правительства, согласно которому рабочей молодежи, пожелавшей учиться дальше, не должно чиниться препятствий. Вступительные экзамены в Тюменский сельхозтехникум совпали с ее выселением из общежития для железнодорожников. Ничего, ночью спала «на кукырках» в сквере, что размещался напротив здания вокзала, а утром шла на учебу.

Очень многого добилась в своей жизни Лина Дмитриевна Привалова. Благодаря настойчивости, трудолюбию и неумению унывать даже в самых, казалось бы, патовых ситуациях. Были такие, были! И испытания были, и проверки на порядочность. Нешуточные должности она занимала: трудилась землеустроителем в Байкаловском, Голышмановском, Тюменском районах... А потом отвечала за использование земель всей области.

Помнит, как ей было поручено утвердить площадку для строительства промзоны в Антипино. Выехала на место, и оказалось, что на месте площадки — пашня. И это по ней должны в скором будущем пролечь трубы газовиков. «За это, — попытался уговорить ее председатель Тюменского райисполкома, — газовики будут нам машины заправлять». Уперлась: «Да ведь не залежь это, а пашня, и судьба каждой ее сотки решается на уровне Совета министров». План выбора площадки не подписала.

То ли эта ее принципиальность, то ли крестьянское умение разговаривать с землей, то ли организаторские способности... Лина Дмитриевна и сама не знает, что подсказало руководству Тюменского УМН пригласить ее на работу в свой тех-отдел — принять на себя ответственность за разумный отвод земель под прокладку нефтепроводов. Потом ее выбрали председателем садоводческого общества нефтепроводчиков «Лесная сказка»...

Вы можете не поверить, но Л.Привалова до сих пор руководит садоводческим обществом. Не «Лесной сказкой» — другим. Но заслуживает уважения уже тот факт, что она продолжает работать в свои почтенные 85 лет. Свою жизнестойкость Лина Дмитриевна «объясняет» двумя факторами. Во-первых, она постигла секреты выращивания женьшеня (много лет руководила клубом «Панакс», объединившим любителей по выращиванию этого корня жизни), а во-вторых...

— ОАО «Сибнефтепровод» постоянно выделяет мне путевки на отдых и лечение в санаторий «Лесной». И не было случая, чтобы меня не пригласили на празднование Дня Победы. Ну, вот пригласили, а меня, что, нет? Еще поживу, порадуюсь солнышку! На этих встречах мы вспоминаем свое детство, свою юность. И раз война их перечеркнула, то мы их... переносим на сегодняшнее время.