Вкус инжира на минном поле

С самого рождения жизнь словно испытывала его на прочность. Из своего детства Анатолий Кириллович помнит только войну: «Три года мы жили под немцем, в концлагере, который размещался в Озаричах моей родной Белоруссии. Дом был совсем рядом, а мы — за тремя рядами колючей проволоки. Охрана с собаками и бараки, из которых каждый день выносили тех, кто отдал Богу душу. Сначала нас было четверо — мама, две сестренки, братик и я. Потом сестры умерли...»

Весной 44-го немцы не успели осуществить свой план — отправить концлагерников в Германию: Озаричи освободили наши войска. Обессилевшего от болезней и постоянного голода Толика мать определила на поправку к своему отцу — Семену Демидовичу Сорочинскому, который проживал в белорусском селе Затон. Дед умел все: и пахать, и косить, и за скотиной ходить, и строить. Всему этому он собирался научить Толика. Но сказали свое слово гены папы мальчика — кадрового военного Кирилла Козырева. К тому времени было уже известно, что отец геройски погиб под Сталинградом. Отсюда для девятилетнего пацана следовал вывод: должен и сын героем стать, если отец герой... И он, прихватив гармошку, на которой «кое-что кумекал», увязался на фронт — за дивизионом катюш под командованием майора Прохорова.

— Гармошка — пропуск к любому сердцу, — признается Анатолий Кириллович. — Ее кнопочки и «уговорили» майора Прохорова не считать меня простым кашеедом. В сражениях я, конечно, не участвовал, но в разведку ходить доводилось. В Вильнюс я вошел при полном параде: в военной форме, в сапожках, сшитых специально для меня.

И вот представьте: я — бывалый вояка, приличный гармонист — после Победы должен сесть за парту с первоклассниками. Так дед сказал, а слово у него было железным.

После 10-го класса Анатолий Козырев поступил в Ульяновское танковое училище. В списке курсантов значился недолго: отчислили за то, что переправлялся через Волгу к... доярочкам, на танцы. Если честно признаться, то дальнейшая срочная служба в армии не очень-то охладила его музыкально-танцевальные порывы. К чувству ответственности взывало слово — стать человеком, данное деду. В 1956-м, когда Анатолий уже готовился к дембелю, его вызвал командир взвода и сказал: «Есть мнение направить тебя в Московское военно-инженерное училище». «В Москве я еще не был, погуляю...» — подумал он. И согласился. Москва оказалась... Калининградом. Сюда перевели училище. А отступать уже поздно: под командованием младшего сержанта А.Козырева — взвод «желторотиков». Да и не привыкли мы отступать...

Через год батальон, в котором он служил, отправили в Тюмень, «в качестве основы» нового учебного заведения — ТВВИКУ. В 1959-м выпускник этого высшего военно-инженерного училища лейтенант Козырев прибыл для прохождения дальнейшей службы в Киевский военный округ, в город Чугуев. А через пять лет местом его службы стал Алжир. Далекая, чужая и незнакомая страна, в упорной борьбе провозгласившая в 1962 году свою независимость. В наследство от французских колонизаторов алжирцам достались полосы смерти — сплошные минные поля, заграждения и фортификационные сооружения протяженностью более 1200 км вдоль алжиро-тунисской границы и 800-900 км — вдоль алжиро-марокканской. Жизнь в этих приграничных районах площадью до 100 тысяч квадратных метров была по существу парализована: на минах различных типов подрывались мирные жители, от прикосновения к проволочным заграждениям под напряжением до 6 тысяч вольт погибал скот... Алжирскому правительству было не под силу самостоятельно решить проблему разминирования, и оно неоднократно обращалось за помощью к Западной Германии, Италии, Швейцарии. Но получало либо отказ, либо с него за проведение саперных работ запрашивали баснословные деньги. Правительство СССР согласилось уничтожить полосы смерти в Алжире безвозмездно. Вот на выполнение такой безвозмездной, но крайне опасной работы и прибыл в страну 60-градусной жары и инжира спецотряд численностью до 200 человек, собранный со всего Советского Союза. Командиром одного из взводов «по зачистке», был старший лейтенант Анатолий Козырев. Что знаем мы о секретах саперского дела? Только лишь то, что сапер ошибается один раз. И последний... На алжирском счету взвода Козырева — 365 тысяч разминированных снарядов. Столько раз смерть ходила по пятам. За три дня до окончания этой командировки она все-таки успела опередить бдительность, осторожность, профессионализм группы сержанта Евдокимова.

— Евдокимов, — вспоминает Анатолий Кириллович, — был классным сапером, который нутром чувствовал мины под землей, умел «разговаривать» с ними на любом из языков стран-производителей. Я пошел послушать его — проверить как дела. До места работы ребят мне оставалось преодолеть всего несколько метров, как прозвучал взрыв. Уже в московском госпитале, куда меня доставили на Ил-18, узнал, что группы Евдокимова больше нет. В полной темноте (я ослеп) пытался найти себя и не находил... Не было правой руки, а оставшиеся четыре пальца левой скрючило кульком.

В этом кульке была затарена снисходительная милостыня: живи, если сможешь!

Он смог. Лечение в одесском офтальмологическом госпитале вернуло ему зрение. Не за просто так: каждый вечер он совал под свою подушку «очередную» денежку из стоимости «Волги» — во столько оценили его службу в Алжире. Утром денежку не находил. Не расстраивался: ну, зачем ему теперь машина «Волга», если одной руки нет, другая не действует?

Киевский хирург Петр Сергеевич Реутов уговорил Анатолия пойти на итальянский эксперимент — предложил пришить пальцы оставшейся руки к животу — для оживления. Согласился: ведь в случае чего он приобретет лишь дополнительную рану на животе... На этот раз случай улыбнулся. Пальцы начали шевелиться. Ими он и срезал погоны со своей формы. Чтобы избежать ненужных разговоров с командиром в/ч в Чугуево подполковником Загородних.

— Надеть погоны! — приказал ему подполковник. — Я направлю письмо самому министру оборону Малиновскому с просьбой оставить тебя в строю.

Примерно через месяц Родион Яковлевич Малиновский принял капитана Козырева и проводил на Черкасскую автомобильную базу со словами: «Служи, сынок!»

Позади нелегкие годы службы: после того, как черкасская база, где Анатолий Кириллович возглавлял автомобильный склад, была сокращена, он отвечал за мобилизационную работу в Кременчуге, в воинской части, которая базировалась в этом же городе, был заместителем командира по тылу, такую же должность занимал и в в/ч поселка Светлый Петропавловск-Камчатской области. В 1978-м подполковник Козырев ушел в отставку. По документам. Но до сих пор остается в строю. Остаются в строю и многие его ученики, которые выбрали профессию — Родину защищать благодаря школе ДОСААФ, которой он руководил в Тюменском районе до 2007 года. Когда возглавил этот участок работы, район по добровольному содействию армии и флоту занимал 28-е место. Когда уходил, его подопечные на юге нашего региона «были лидерами по всем статьям и показателям». Многие из сегодняшних призывников знают Анатолия Кирилловича Козырева: в областном Совете ветеранов он отвечает за военно-патриотическую работу. Говорить красиво-складно не научился. Да и надо ли что-то говорить, если... Если он до сих пор одной левой попадает в десятку. Если, пережив три инфаркта и шунтирование, он сохранил офицерскую выправку, выглядит бравым воином.

...В конце шестидесятых в репертуаре дважды Краснознаменного ансамбля песни и пляски имени Александрова появилась песня «Воспоминание об Алжире». С названием страны рифмовали слова «инжир», «служил», строчку «освободить страну от мин» поэтически уравновешивала «шагнули все, не я один...» Анатолий Кириллович не пел эту песню, у него свои слова: «Был приказ. И в этой стране мы представляли Советский Союз — сильный и миролюбивый». И подобрать на гармошке мелодию он уже не сможет. Не потому, что замысловата, а потому, что...

— Мимо музыкального инструмента, — признается ветеран, — до сих пор не могу пройти равнодушно. Но способен лишь открыть крышку фортепиано и натыкать «Собачий вальс».

Довольно веселая мелодия получается, если играть ее в нужном ритме.

365 тысяч разминированных снарядов — на алжирском счету взвода Козырева.