Ходить в библиотеку – старомодно?

 «Школа омывает душу…»

Это всё Быков. Который Дмитрий, который «Гражданин поэт». Писатель, публицист и по совместительству – школьный учитель. Нет, в школу я пришла по собственному желанию. Быков тут ни при чем. Но сбежать оттуда сразу же, куда глаза глядят, помешала сентенция Дмитрия: «Школа омывает душу».

Правда, он не уточнил – чем именно омывает. В моем случае оказалось: слезами. Что касается моих коллег по педагогическому фронту – потом и кровью. Это, конечно, фигура речи. Но отныне, когда слышу какие-то претензии в адрес педагогов, меня так и подмывает предложить: «А вы придите и хотя бы просто пробудьте в школе день, а потом поговорим…»

Это совсем не значит, что в школе так страшно работать. Просто это огромная психо-эмоциональная нагрузка и колоссальная ответственность, от которой не освобождаешься даже по окончании рабочего дня, особенно если ты классный руководитель.

Окончила филологический факультет, в дипломе у меня написано: «Преподаватель по специальности «Филология», преподаватель мировой художественной культуры». В образовательной системе проработала после вуза до первого декретного отпуска, во время которого попробовала себя в журналистике, после чего благополучно перефокусировалась на медиасферу.

Так получилось, что в школу я вернулась сначала как руководитель кружка – курировала издание школьной газеты, а параллельно работала в пресс-службе банка. Конечно, уйти в школу со всеми потрохами можно было только после банка, когда сидишь и ощущаешь себя «офисным планктоном», а в голове стучит: «Хочу в школу – там дети, там творчество, там жизнь…» Школа, где я вела кружок, действительно очень творческая, и жизнь там бьет ключом, и дети – креативные, с ними здорово было общаться и работать в неформальной обстановке, и директор – замечательный управленец, умеющий разглядеть потенциал в каждом педагоге и раскрыть его по максимуму. Вот и получилось, что в один прекрасный момент пришлось вспомнить о своем прошлом школьного учителя. Что ж… «Надо, так надо…» – сказала я себе и бросилась на амбразуру.

«Я последний бастион»  

Для начала решила провести сочинение на тему: «Почему современная молодежь не читает?» Мне-то важно было посмотреть, как дети умеют излагать свои мысли, в итоге получила сложно выполнимую педагогическую задачу – создать мотивацию для чтения.

Выдержки из сочинений: «… мы же можем читать всё, так как сейчас существует свобода слова и печати, но не хотим ничего. Наше общество деградирует». «Моя точка зрения на то, почему подростки не читают книги: просто у нас мышление более примитивное». «Раньше людям кроме работы в свободное время нечем было заняться, поэтому они предпочитали занимать себя чтением книги…» «Сейчас читать не модно, не стильно, не современно…» «Ходить в библиотеку – это старомодное занятие». «Чтение – это глупость, иногда даже позор». «Еще может быть причина в лексике. Классика, написанная в литературных словах, не интересна для подростков, говорящих на своем языке. У них есть свой лексикон». «Часто провоцируют ребенка на нелюбовь или равнодушное отношение к чтению нечитающие родители. Если ребенок с рождения видит спину папы, уткнувшегося в монитор компьютера, и маму, листающую журналы, привить ему любовь к чтению невозможно».

Во многих сочинениях прослеживалась одна и та же мысль: сейчас информацию можно получить из других источников легче и быстрее. И началась моя борьба за то, чтобы довести до сознания учеников: книга – она про жизнь, про них, а не про то, что было в XIX веке. В этом я солидарна с Быковым, который, приводит в пример петербургского словесника Евгения Ильина, настаивавшего на обязательной и жесткой привязке изучаемых текстов к сегодняшнему дню: «… сегодня пришло время Ильина, потому что надо заново доказывать ценность, насущность, прикладную полезность литературы. Да, она кладезь эстетических наслаждений — для тех, кто эти наслаждения умеет из неё извлекать. Но она же и аптечка на все случаи жизни, и концентрированный опыт, и утешение в одиночестве, которое всегда останется уделом думающих подростков».

Изучаем, например, повесть «Бэла» из «Героя нашего времени» Лермонтова, а накануне вечером в сериале «Реальные пацаны» (который, я знаю, многие смотрят) был эпизод, в котором Колян, чтобы привлечь к себе внимание Леры, решил инсценировать отъезд в другой город. «Вот, пожалуйста, – говорю, – Печорин и Колян пользуются одним и тем же приемом, чтобы сломить сопротивление возлюбленных – делают вид, что покидают их навсегда». Для Онегина мы нашли определение на современном языке – профессиональный пикапёр (от англ. pickup). Когда читали повесть «Княжна Мери», я предлагала девушкам обратить внимание на пошаговую технологию, при помощи которой Печорин влюбляет в себя княжну, дабы не попадались потом в подобные ловушки.

Смотрели сцену объяснения между Ольгой Ильинской и Ильей Обломовым в экранизации «Несколько дней из жизни Обломова» (она ему: «Илья Ильич, я люблю вас!», а он – в кусты) – делилась с ребятами концепцией отношений нашего тюменского психолога Светланы Ермаковой о том, что в паре всегда один «догоняет», другой «убегает», и «убегать» должна женщина… Это не значит, что все наши уроки превращались в занятия по этике и психологии семейной жизни. Мы и общественные конфликты выявляли, и анализировали стилистику текста, находя всевозможные образные средства и пр., читали разные критические статьи, то есть делали всё, что необходимо делать на уроках литературы. А жизненные параллели возникали между делом.

Сложнее было с письменными работами. «Почему Софья предпочла Молчалина Чацкому? Почему Онегин отверг любовь Татьяны – «девочки несмелой» и полюбил Татьяну – «законодательницу зал»? Достоин ли Печорин жалости? Чичиков сегодня» – такие темы сочинений я старалась давать, чтобы у подростков была возможность поразмышлять над логикой поведения героев, их характерами, понять движения души человеческой, а заодно отработать алгоритм написания сочинения-рассуждения – подготовка к ЕГЭ части С, как по литературе, так и по русскому языку.

Тут меня настигало сплошное разочарование, потому что единицы были способны изложить свое мнение, по большей же части подсовывались работы, списанные с интернет-источников. Не спасали даже аудиторные сочинения, потому что современные телефоны дают возможность выходить в Сеть где угодно.

Понятно, что когда не читаешь – размышлять не о чем. Но удручает, с какой легкостью современное поколение тинэйджеров уступает свое право мыслить самостоятельно. «Cogitoergosum» («Мыслю – следовательно, существую») – это уже не про них.

Когда у Быкова в одном интервью спросили, какую мантру должен повторять учитель, идя в школу, чтобы не свернуть по пути, он ответил: «Я последний бастион на пути триумфальной дикости», что-то в этом роде. Мы в самом деле последние, кто может остановить волну убийственного упрощения и уплощения. С нас начинается возрождение не просто русской, а мировой культуры, загнавшей себя в конце ХХ века в тупик.

«Причины суть многи, не время о них распространяться. Литература нужна в школе как глоток воздуха между алгеброй и экономической географией, как дискуссионный клуб (если парламент не место для дискуссий, так пусть хоть школа им будет), как аптечка, наконец. Это же не мертвый массив текстов, а живое предупреждение, йод на рану, спасение от бессмыслицы. У меня в разных классах были свои Обломовы — которых Гончаров если не вылечил, то хотя бы разбудил, показал, что будет. Были свои Базаровы, была одна Катерина, которая, к счастью, вовремя прочла «Грозу». То есть наше дело — дать сегодняшнему, почти всегда педагогически запущенному ребенку несколько сильнодействующих лекарств от одиночества и кризиса».

Что ж, Быков часто меня спасал от желания свернуть по пути в школу…

Профессия дальнего действия

За время моей работы в школе я прошла курсы повышения квалификации «Актуальные проблемы преподавания русского языка и литературы в школе». Каково же было мое удивление, когда лектор Тюменского областного государственного института развития регионального образования начала разговор с проблемы, такой злободневной – нечитающие дети. Меня это отчасти утешило: имеет место быть не моя педагогическая некомпетентность, а современная тенденция.

Какой же выход предложила Елена Николаевна Володина, не только заведующая кафедрой филологии ТОГИРРО, но и учитель? «Учитель – профессия дальнего действия, – сказала она. – Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Да, сегодня ребенок не прочитал, но послушал, что обсуждали другие, и, может быть, у него где-то что-то отложилось, а потом, возможно, у него возникнет желание прочитать самому…»

Что касается Быкова, на которого я всё время ссылаюсь, он уверен, что детей не надо заставлять читать: «Вообще нынешняя пропаганда чтения у меня вызывает неприятное ощущение. Всё странно подается – будто читать так же трудно, как и отжиматься. И, скорее, напоминает беготню за кем-то с ведром черной икры и мольбой: «Попробуй ложечку». Но зачем это нужно? Если человек не хочет читать книги, понимать, как устроена русская жизнь, отвергает для себя этот пласт культуры – он инвалид, не пригоден, и значит, у нас с вами меньше будет конкурентов. И не нужно заставлять детей получать высокое духовное наслаждение – не для всех оно!»

Конечно, это провокационное заявление из разряда «вредных советов», рассчитанных на действие от противного. Но вот что интересно: каким образом может быть связана нелюбовь к чтению с конкурентоспособностью? Оказывается, самым прямым.

На курсах нам рекомендовали поучаствовать в круглом столе, который проводился на базе ТюмГУ «Формирование читательской компетентности как общекультурного опыта». Один из докладчиков, в частности, назвал данные исследований Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся PISA. По тестам PISA-2009, проверяющим функциональную грамотность 15-летних школьников, результаты России существенно ниже среднего показателя по грамотности чтения: 43 место среди 65 стран-участниц. Под читательской грамотностью подразумевается способность человека понимать и использовать письменные тексты, размышлять о них и заниматься чтением для того, чтобы достигать своих целей, расширять свои знания и возможности, участвовать в социальной жизни.

В отчете РАН о первых результатах международной программы PISA-2009 «Оценка читательской грамотности» читаем: «Российские 15-летние учащиеся в 2009 году демонстрировали относительную (значимо ниже среднего по странам ОЭСР) умелость в вычитывании и интерпретации авторских сообщений и слабость в умении выразить свое мнение по поводу прочитанного, включить сообщение текста в контекст собственного опыта, критически отнестись к авторскому сообщению». На основе результатов исследования учёные констатируют: даже наши лучшие читатели рискуют оказаться неконкурентоспособными и на мировом рынке труда, и в сфере высшего образования – если там придётся ориентироваться преимущественно с помощью текстов.

Вот как, оказывается! Так что борьба за чтение детей – это не анахронизм и не блажь филологов, а насущная потребность, поскольку те беды, с которыми мы сталкиваемся на уроках литературы, в итоге выливаются в проблему страны и нашего интеллектуального потенциала в мире.

Вместо эпилога   

Как-то сказала своим ученикам, что ощущаю себя так, как будто ставлю над собой социальный эксперимент. Но любой эксперимент рано или поздно заканчивается. Вышла из декретного отпуска педагог-филолог, я свою функцию как замещающий преподаватель выполнила и решила вернуться к журналистике.

А осталось ли что-то в головах моих учеников после наших уроков, появился ли у них интерес к литературе – покажет время…   

Борьба за чтение детей – это не анахронизм и не блажь филологов, а насущная потребность.

«Нынешняя пропаганда чтения у меня вызывает неприятное ощущение. Всё странно подается – будто читать так же трудно, как и отжиматься. И, скорее, напоминает беготню за кем-то с ведром черной икры и мольбой: «Попробуй ложечку». Но зачем это нужно? Если человек не хочет читать книги, понимать, как устроена русская жизнь, отвергает для себя этот пласт культуры – он инвалид...»

Дмитрий Быков.

Фото Сергея Киселёва.