Шугур — деревня счастливая

Царский подарок

Баба Лиза — ровесница Кондинского района. В этом году, 15 сентября, ей исполнится 90 лет. Она родилась в деревне Шугур: ее предки первыми заселили этот маленький остров.

Вообще-то по паспорту бабу Лизу зовут иначе, она — Анна Ивановна Селиванова. Но своего официального имени она не любит. Поэтому, представляясь незнакомым людям как Анна Ивановна, бабушка уточняет, что «по красоте» ее зовут — Елизавета. В молодости она даже пыталась внести коррективы в паспорт, за что ее оштрафовали на 100 рублей. Сейчас долгожительница Шугура уже и не помнит, почему в документах появилось имя Анна, ведь с детства она была Лизой. Бабой Лизой зовут ее и сегодня.

Ее дед, Яков Шугурович Нохов, в поисках лучшей доли оказался на этом островке, расположенном в самой глубине озерного Кондинского края, и «поделился» с ним своим отчеством. Подарок оказался просто царским, потому что «шугур» с мансийского языка переводится как «счастливый». А жизнь и судьба бабы Лизы — яркое доказательство того, что счастливым человек может быть вопреки всем горестям и испытаниям, выпавшим на его долю.

Этого «добра» в жизни бабы Лизы хватило бы не на одного человека. В школе она почти не училась, закончила три или четыре класса, а когда поняла, что «голова не работает» и «учение не идет впрок», поменяла парту на рыбацкую лодку. С 12 лет стала работать в колхозе, «пошла рыбачить с рыбаками». В 16 лет, хорошо помнит баба Лиза, ей дали комсомольский билет. Два года спустя ее как комсомолку командировали от села на работу в поселок Нахрачи (так по старой привычке называет хозяйка поселок Кондинский) — на экстрактно-варочный завод, где готовили ягодные экстракты.

Началась война. Вместо зарплаты работникам завода выдавали по 500 граммов хлеба. Люди ходили полуголодные. После трех лет работы молодую работницу отпустили в отпуск, Елизавета уехала домой. Да так и не вернулась на производство: среди родных выживать было легче.

Летом она рыбачила, помогала обрабатывать пойманную рыбу: мыла, чистила, солила, сушила. Потом эту рыбу собирали в тюки и на кедровках (это такая большая лодка из досок) вывозили из района и отправляли на фронт. Зимой баба Лиза трудилась на лесозаготовках: «березу валила, сучья рубила». Бралась за самую тяжелую работу — трелевала лес, вывозила срубленные деревья к реке, сама управляла лошадью. В годы войны лес требовался для производства самолетов (авиасосна), ружей (ружболванка), лыж (лыжкряж)…

— Нас мороженой картошкой кормили. Ни копейки не платили. Приходилось свою одежду продавать, чтобы поесть что-нибудь… Поселков тогда и не было: только барак да баня. Это сейчас целые города выстроили, — собирает по крупицам свои воспоминания бабушка.

Почти все они связаны с работой: «Кем только не работала: в детском саду, в яслях, дояркой, прачкой, ночной няней, кочегаром, почтальоном, на звероферме лис кормила…»

Почти до 80 лет спину не выпрямляла. О том, что бабушка была замужем, но фактически одна воспитала дочку и сына, узнаем мимоходом. Кажется, что она не придает этому факту особого значения. Когда речь невзначай заходит о муже, баба Лиза вдруг поднимает на Зульфиру Динисламовну Нагибину (учитель географии из шугурской школы, это она познакомила нас с потомком основателя села) грустные и тоскливые глаза, словно просит о помощи. «Да что нам Селиванов! Мы сами красивые и хорошие!» — быстро успокаивает ее учительница, поглаживая по волосам.

С мужем Александром Степановичем баба Лиза тоже успела поработать, они вместе «ходили» на водомете по маршруту Левдым — Шугур — Карым — Нахрачи — вывозили пушнину, рыбу. Дочь Татьяна запомнила: «Отец был умелый, валенки и унты очень аккуратно подшивал, немного зарабатывал этим своим мастерством. А еще было у него занятие для души: рамки для фотографий украшал соломой». Отца уж много лет нет рядом, а Татьяна до сих пор хранит сделанную отцовскими руками рамку и шкатулку. А еще остались в памяти удобные и красивые сапоги, сшитые его руками…

Официально баба Лиза не разводилась с мужем, просто Александр Степанович уехал к родным на Урал, да там и остался, завел новую семью. Несмотря на то что жизнь с ним не была гладкой («выпить был не дурак, а где выпивка… рука у него была твердая»), видимо, обида на всю жизнь нашла приют в сердце Елизаветы…

О своей такой нелегкой жизни Елизавета нисколько не жалеет: все так жили. Зато сегодня у нее двое детей, шестеро внуков («все девки»), пять правнуков. Одна только печаль: «Если бы все справки со всех работ собрала, большую бы пенсию получала». Хотя и на это в общем-то грех жаловаться. Со своей пенсией она и внучкам помогла получить высшее образование, и сейчас правнуков балует.

В своей покосившейся старенькой избушке баба Лиза редко бывает: живет в основном у дочки, ее дом стоит по соседству. Смотреть телевизор она так и не научилась. «Путнего там ничего нет!» — машет она рукой на слегка запылившийся ящик. Когда хорошо себя чувствует, бабушка водится с правнуками. Любит петь песни, частушки, жаль вот только — балалайка сломалась. «Нигде такую найти не могу!» — сокрушается бабушка. А то бы и нам, гостям, спела любимые частушки.

P.S. В администрации Кондинского района нам пообещали, что в самое ближайшее время найдут нужную балалайку и еще до юбилея подарят бабе Лизе музыкальный инструмент.

Букварь от Максима Шивторова

Самый красивый дом в Шугуре стоит в переулке Солнечный. Хозяин — Максим Семенович Шивторов — украсил его затейливыми кружевами по всему периметру. Не ради победы на районном конкурсе старался, а себе в удовольствие да в пример односельчанам. Сын Шивторова Марк не отстал, тоже нарезал деревянных узоров для своего дома, но отец все равно не совсем доволен: мол, забросил парень ремесло…

Максим Семенович — мужик очень работящий. За основу такого утверждения можно взять факт, что для своей семьи Шивторов поставил… три дома. Да не так, как нынче, — нанял бригаду и командуешь. Приходилось и лес валить собственноручно, плоты сгонять, бревна шкурить, на пару с супругой пилить бревна маховой пилой…

— Пила неправильно пойдет — я как рявкну, — вспоминает Максим Семенович. — Опил-то летит в глаза, а очков-то сроду не бывало. Что тут скажешь? Терпеть надо…

Супруга Галина Михайловна сидит рядом, на слово «рявкну» не обижается, наоборот, старается мужу напомнить, что да как было, хотя первый их большой дом строился давненько, полвека назад. Галина Михайловна тогда работала «молоканкой»: собирала у населения молоко, пропускала через ручной сепаратор на сливки, сбивала масло. Забота о детях — это само собой, не обсуждается…

— Вот пока она работает — я столярничаю, а вечером — на стройку. Кто за нас делать будет? Или вот на сенокос поехал и инструмент с собой прихватил. Вечером народ отдыхает, план-то спускали большой, по 15 тонн сена, а мне некогда — иду лес валить. Раскряжую на чурки и на рамы да косяки обрабатываю. В сентябре с покоса вернулся — а уже все готово, только ставь.

Тогда нужда заставляла много работать, а сейчас, вроде, другое дело, но спать долго все равно не могу. В 5 утра встаю. Делать нечего — хоть снег пойду с места на место переброшу… У меня натура, видно, такая, никогда ничего не просил. Некоторые готовы сутками с протянутой рукой ходить: «Дай, дай»! А я — нет. Правда, один раз хотел ссуду в совхозе взять, 4000 рублей. На сберкнижке в тот момент были у меня накопления, однако решил их не трогать. Но на правлении так сказали: работаешь много, денег получаешь хорошо. В общем, отказали. Знать бы, что пропадут сбережения, — я бы хоть как-то их использовал! Выходит, промахнулся…

О пропавших деньгах Шивторов вовсе не горюет. Больше всего 74-летнего жителя Шугура печалит другое: не с кем ему в деревне поговорить на родном мансийском языке.

— Были старики — померли, а молодежь языка не знает, — вздыхает Максим Семенович. — И даже родной старший брат, которому 81 год, и другой брат, на два года меня старше, — мы с ними испокон веков на родном языке не разговариваем. Привычку потеряли. Вот я по радио когда передачи слушаю, все удивляюсь: только часть слов на мансийском, остальные — на русском. И радио выключаю.

…Где-то в начале 80-х обращалась ко мне за помощью в составлении букваря народов манси Ольга Александровна Кошманова, она тогда диссертацию в Ленинграде защищала. Дала школьную тетрадку в клеточку на 12 листов со словами на русском, а мне нужно было их перевести на мансийский, причем кондинского диалекта. Я две недели как дурной — до головных болей дело дошло, слова вспоминал. Страницы четыре написал и сдался. А потом, бывало, в лес пойдешь, то песню запоешь на родном языке, то говоришь сам с собою — и приходит на память слово! Быстрее записываешь его, чтоб больше не потерялось. На рыбалке слова хорошо вспоминаются…

Раньше ведь не деревнями жили, по отдельности, стоило одну букву не так назвать — и пошло-поехало. Взять хоть слово «ковш». В одном доме это «керумп», в другом — «похомтай», в третьем — «умп», вот и пойми. В 1935 году в школах еще учили мансийский язык, а когда я за парту сел — уже нет. Вот и мама со старшими сыновьями на родном языке разговаривала, а со мной — на русском…

…После такого рассказа Максим Семенович и вправду расстроился, пошел «комаров погонять» (значит, покурить), а Галина Михайловна тут же воспользовалась паузой:

— Он все отцом-героем мечтал стать, вот и стал, детей-то у нас восемь. Половина в городе живет, другие остались в Шугуре. Врач есть, педагоги, повар, секретарь суда, парни по технической линии пошли. В общем, все при деле. На свадьбу 23 февраля все хотят собраться, говорят, есть такая, изумрудная. На золотую-то кольца нам купили, а сейчас не знаю, что придумают… Да мне ничего и не надо, только рисунки для вышивки. Но дети говорят, что хватит зрение портить, не разрешают брать в руки иголку, так я хоть крючком вяжу. Как без дела сидеть? Не по-нашему…

Связующие нити Надежды Нагибиной

По утверждению Надежды Константиновны Нагибиной, жизнь в Шугуре налаживалась не быстро.

— Раньше здесь не было ничего, деревенька маленькая да колхоз. И вдруг председателю связь понадобилась, — вспоминает Нагибина. — А я как раз 6-месячные курсы радистов в Ханты-Мансийске заканчивала, вот и погодилась. Мне 18 лет еще не минуло — а уже на самостоятельную работу взяли. Связь только до Карыма была, это в 20 километрах отсюда. Да какая там связь: радиостанция В-100, принимали на батареях, генератор вручную крутили. Иногда попутно письма из Карыма носила. Своего почтового отделения у нас не было, люди центральные газеты не выписывали, просто ничего не знали про них.

В 1966 году к нам пришла экспедиция сейсмологов, а еще через два года — «химики», серу в лесу собирать. Населения сразу прибавилось, тогда и почту открыли, меня начальником назначили, подписку стали спрашивать. Надо сказать, народ был читающим: районную газету в каждый дом носили, журналы всякие. Как сейчас помню: подписка на журнал «Советский воин» стоила 4 рубля 80 копеек, на «Огонек» — 7 рублей 50 копеек, что не выписать?! Школа у нас поначалу была начальная, в 1973-м из Карыма сюда совхоз перевели и школу вместе с учителями, строить новые дома стали, так вот жизнь и налаживалась…

В 50 лет Надежда Константиновна вдруг стала… писать стихи. В тот год ее младшая дочь Татьяна уехала учиться в Ленинград.

— Те-то все поближе учились, кто в Свердловске, кто в Шадринске, кто в Тюмени, а она вон куда направилась, — как бы заново переживает Нагибина события 20-летней давности. — Дети у меня родились друг за дружкой и учились друг за дружкой. У пятерых — высшее образование, даже не по одному диплому, только у Ромки среднее специальное, если б не армия да семейные обстоятельства — и он бы в институте отучился… Бог моих детей вразумлял, не каждый ведь ребенок поедет из такой глухомани в большой город учиться. А мои поехали…

Таня-то уехала, а я давай слезы лить да письма писать: «И снова я пишу тебе, моя родная, прошла неделя — о тебе опять я ничего не знаю. Понять должна ты, милая моя, что время надо выкроить и для письма, которое так нужно маме. Конечно, мама подождет, ее судьба такая, бегом к ней можно не бежать, коль шагом дошагаешь…» Потом сыну на 30-летие написала стихотворение и дочке Юлии. У ней сын был, и они с мужем ждали второго ребенка, очень хотели девочку, в церковь ходили молиться, а им все говорили, что будет мальчик… И тут мой зять Олежка звонит: «Мамочка, пожалуйста, приезжай, у нас доченька родилась!» А меня с работы не отпускают, не на кого отделение оставить! Я сидела и плакала, ночь не спала, а утром пришла на почту и за пять минут написала: «Ты — дочь моя, моя ты дочь, пусть разные с тобою, как день и ночь, ты — дочь моя, моя ты дочь. Наступит время и тебе рожать, ты в тяжких муках будешь маму звать, а я — молиться за тебя и день, и ночь: ты — дочь моя, моя ты дочь. Ты станешь матерью, когда детей полюбишь, как и я, закон природы изменить нельзя, моя ты дочь, ты — дочь моя. А в трудный час, когда в ночи на сердце боль не превозмочь, я знаю: у меня есть дочь…»

Это стихотворение опубликовали в районной газете. Местные журналисты тут же всполошились: «Приезжайте и везите все, что у вас есть». Потом на свет появилась первая книжечка из 18 стихов, которая сразу разошлась по родным и близким, а стихи стали публиковать в коллективных литературных сборниках: «Свет родной земли», «Зеркало кондинских вод», «Мой счастливый дом», «Благословенное мгновенье». В прошлом году наконец-то появился солидный томик в твердом переплете «Стихи и жизнь я посвятила детям». Издание организовали дети Надежды Константиновны и подарили на 70-летний юбилей. От тиража 100 экземпляров на руках у автора осталась всего одна книжка.

Поэтов и писателей в роду Нагибиных сроду не было, это Надежда Константиновна знает точно. По крайней мере, бабушки и дедушки ничего на этот счет не говорили. А все, что поведали ей, она давно рассказала дочери Татьяне, и та в свою очередь сейчас пишет книгу «Род наш». Не прервать связующую нить…

Надежда старого солдата

Уроженец Ялуторовского района Яков Михеевич Болотов прибыл в Шугур в 1948 году. Пока сам воевал и потом служил срочную, его родители взяли да переехали к черту на кулички. Вот и он следом за ними… Ладного парня в солдатской гимнастерке с боевыми наградами на груди да характера веселого, будто Василия Теркина с него писали, в деревне приняли сразу. А поскольку он еще и грамоты имел 7 классов — сразу доверили ответственное дело: торговать в лавке.

— Кем я только потом не был: заготовителем, рыбаком, егерем, лесником, колхозником, бригадиром на звероферме. Куда направят, там и работал, — листает свою трудовую книжку Яков Михеевич. — Все прошел. Кем бы стал, если б не война? Да кто его знает? Уже не помню, о чем мечтал…

Ветерану — без малого 90: без слухового аппарата к телевизору не подсаживается, без очков с сильными линзами газеты не читает, но все, что касается воспоминаний, — тут обходится без посторонней помощи. Но помощница у Болотова есть, супруга Татьяна Ивановна, тоже большая охотница до шуток-прибауток. Они вместе больше 60 лет, девять детей воспитали, 18 внуков помогли на ноги поставить, 18 правнуков дождались…

— Татьяна Ивановна, как управлялись с такой оравой ребятишек?

— Да как? Сама попробуй! По всей деревне таких больших семей шесть водилось. Яслей, конечно, не было, так ребятишки росли. У меня в ясли только последний парнишка пошел: два месяца походил — и в школу.

…Электричество и радио в Шугуре появились только в 60-х годах, зато сейчас жители деревни живут практически, как городские: воду берут из скважин, по телевизору смотрят четыре канала.

— У меня самая любимая передача «Давай поженимся!» — смеется Татьяна Ивановна. — Но я так скажу: раньше жить веселее было. Хоть праздников справляли немного: 7 ноября да Первомай. Победу еще не отмечали. Взрослые, значит, отпразднуют — потом нас, робятишек, за стол садят. А сейчас — каждый день праздник. Боже мой, как все изменилось!

У нас корова была, лошадь была, огород большущий — аж до реки. Послабление когда настало — дед звероферму на личном подворье завел. Лебедя однажды, было дело, выхаживали… Хорошо у нас: тихо, смирно, спокойно. Люди хорошие… Вы с нами поживите хоть недельку — захотите остаться! Или летом приезжайте — по ягоды пойдем. А грибов у нас — хоть косой коси…

…Мы с фотокорреспондентом уже собирались прощаться, как Яков Михеевич решил поделиться с нами сокровенной мечтой. Он принес старый альбом и показал фотографии однополчан.

— Ну-ка, паренек, сфотографируй эти карточки! Дело, значит, такое: из Сорокинского района со мной служил до конца войны один товарищ, Сергулов Александр Степанович. Вдруг живой он еще? А еще был Стальмахов Анатолий из Ялуторовского района и Гаев Александр из Юргинского. Растерял я парней, не пришлось с ними больше встретиться. Может, родственники какие мне отпишут? Адрес простой: Кондинский район, деревня Шугур. Меня тут каждый знает…

Верит старый солдат, что дождется долгожданной весточки.

Северный дизайн: перья, щучья шкура, чешуя

Ирина Семеновна Шивторова — учитель ИЗО и технологии. По образованию она — географ, но в душе — художник. Чтобы устранить это небольшое противоречие, она заочно получила второе высшее образование по специальности «Станковая живопись и графика». Теперь о композиции картины, ее правильном выстраивании, о переднем и заднем планах и других тонкостях творчества педагог рассказывает своим ученикам со знанием дела.

Как использовать перья птиц в картинах, Ирина Семеновна придумала не сама: случайно наткнулась на эту технику в каком-то журнале. Поскольку Шугур — край охотников, за материалом ходить далеко не надо. Решила попробовать — картина получилась. Потом мастерица задумалась: из чего бы сделать фон? И тут на помощь пришел муж-рыбак, предложил использовать щучью кожу. Вот так и родилось особое направление в искусстве — северный дизайн.

Щучью кожу для картин Ирина Семеновна обрабатывает сама, хоть это и довольно грязная работа. Сначала рыба моется и очищается, затем филе аккуратно отделяется от шкурки. Самое важное: хорошо отмыть кожу от слизи, которая по своим свойствам похожа на клей (поэтому в давние времена и использовалась националами в этом качестве). Тщательно отмытую кожу растягивают на стекло. Если технология соблюдена верно, через несколько часов шкурка просушится и сама спадет со стекла.

Технология выделки — авторская, до тонкостей Ирина Семеновна с коллегами доходила методом проб и ошибок. Зато теперь знает, что на шкурке, очищенной от чешуи, можно еще и создавать причудливые узоры. Перья птиц, береста, мох, даже щучья шкура и чешуя — она не проходит мимо природных материалов.

В планах художницы — для создания объема в картине использовать кожу вместе с чешуей. Да и плавники вполне пригодились бы… Словом, чем внимательнее относишься к своему материалу, тем больше возможностей для творчества он открывает. Сегодня Ирина Семеновна научилась красить щучью шкуру.

Сюжеты к своим картинам мастерица придумывает сама. Один из самых любимых связан с легендой о мансийском богатыре Мадур-Вазе и его возлюбленной. Иногда идеи подсказывают книги, журналы и сама жизнь. Герои ее картин — журавль-стерх или свирепая морда тигра, привлекшая внимание художника своим оскалом, олени («Я приехала в Шугур из Саранпауля — это край, где живут олени»), медведи…

Свое мастерство Ирина Семеновна не хранит в секрете, с удовольствием делится со всеми, кто не равнодушен к творчеству. Как автор необычных картин бывает на разных конкурсах и выставках. Например, в апреле-мае собирается в Москву, участвовать в презентации Ханты-Мансийского автономного округа на ВВЦ. При этом, как многие творцы, Ирина Семеновна не любит публичности и даже по возможности избегает ее. Больше всего ей нравится оставаться наедине с собой.

Природных дел мастер

Берестяные поделки шугурского мастера Андрея Александровича Сафарова удивляют своей изысканностью: мастер вовсе не похож на ювелира, но его работы выполнены так изящно, что никак не соотносятся с образом автора.

А начинал он с грубой работы: вырезал по дереву, выжигал по фанере, из различных сучков и веточек создавал зверюшек… Освоив одно ремесло, брался за другое. Такой уж у Сафарова характер: стремится постичь все новое. Сегодня с полной уверенностью можно сказать, что изделия из бересты — это не просто время-препровождение, а любимое занятие Андрея Александровича. Полтора года назад он даже съездил на курсы повышения квалификации художественной обработки бересты, посетил филиал Ханты-Мансийского центра народных промыслов, поучился.

В своем творчестве мастер не стоит на месте, постоянно осваивает новые изделия. Например, недавно научился делать берестяной чехол для сотового телефона, придумал, как изготавливать магнитики, что туристы со всех стран собирают на своих холодильниках. Большой популярностью среди местных автомобилистов пользуются его брелки с крестиком.

При этом даже не верится, что Андрей Александрович работает охранником и создает маленькие шедевры в свободное время, чаще всего — на смене, под свет керосиновой лампы. Но не музыка является источником его вдохновения — аудиокнижки. Местный художник не делает из своей квартиры музей собственных поделок — раздаривает их, радуя друзей и знакомых. Хотя, конечно, дома много его поделок используется в обиходе, из последнего — ажурная полочка, на которой рядком выстроились берестяные баночки для сыпучих веществ.

Если кто-то предложит за работу деньги, не отказывается, но «рубли роли не играют». Это занятие — для души. «Я занимаюсь делом предков: по национальности я — манси, мама — хант. Наверное, такое желание изнутри идет», — объясняет Андрей Сафаров.

Понятно, что к такому человеку тянутся родственные души. Раньше, когда школа в Шугуре располагала дополнительными средствами, вел кружок для учеников, теперь занимается с ребятишками, как говорится, в частном порядке. Пристрастилась к занятию мужа и жена. Бывает, составляет ему компанию на смене: под чутким руководством мастерит бусы, браслеты… Когда-то и дочка с удовольствием выжигала по дереву, занималась городецкой росписью. Теперь выросла, у нее другие увлечения, но, как и в детстве, любит рукотворные папины подарки.

Особых планов у свободного художника нет. Но поскольку его творчество в последнее время пользуется спросом, решил в новом сезоне увеличить запасы бересты, нынешних не хватило на все работы. Правда, для этого ему летом придется выбираться на «большую землю», в окрестностях Шугура искать бересту тяжело. Кстати, и все необходимые инструменты для изготовления берестяных изделий Андрей Александрович делает своими руками, есть у него даже штампик из оленьего рога…

…В современный век оголтелого потребления такие люди, как Андрей Сафаров, Ирина Шивторова, Надежда Нагибина, Максим Шивторов, баба Лиза, Яков Болотов и другие жители Шугура, удивляют своей необыкновенной простотой и скромностью, умением во всем видеть хорошее. И, наверное, именно благодаря их отношению к своей малой родине жизнь в далекой от цивилизации деревне течет своим чередом…

Фото Дмитрия Ткачука.