Альбина Селезнёва: «Местное самоуправление — это образ жизни!»

Родина и Родинка

Я родилась в деревне переселенцев Черемухово, что расположена недалеко от село Цынгалы Ханты-Мансийского района Тюменской области, в которое родители с 7-ю детьми переехали, когда мне было 5 лет. После 7-го класса поступила в Ханты-Мансийское педучилище. Но после замужества в 1965 году переехала в Казахстан, в город Целиноград, где прожила 27 лет. Тогда своей родиной я считала Советский Союз. Конечно же, самой любимой точкой на большой карте страны была моя родная деревня — моя малая родина.

В Тюмени живу с 1992 года. И сегодня своей родиной считаю Тюменскую область — единую территорию, включая северные округа. А Лесобаза для меня — мой родной дом, моя малая родина. Я здесь уже 20 лет, и лучшего района в Тюмени для меня просто не существует. Когда у нас в поселке проходил конкурс детских сочинений на тему «Моя малая родина», один из участников написал: «Лесобаза, моя Лесобаза, ты на свете такая одна». Меня эти слова тронули до глубины души, так они передают суть и моего отношения к поселку.

Я уверена и всегда пытаюсь убедить в этом жителей: любовь к Родине начинается с малого — с неравнодушного отношения ко всему, что находится вокруг тебя. Это такая своеобразная матрешка — подъезд, двор, район, город, область, страна… Но все начинается с малого, наша жизнь начинается с малой родины.

Если хотите, это моя автор-ская концепция местного самоуправления. Местное самоуправление — это наша маленькая родина. Наша страна — это местное самоуправление, умноженное на множество поселений. И самый главный элемент этого института — человек, народ! Почему-то, когда я говорю об этом на круглых столах и совещаниях, на меня смотрят как на ненормальную — снисходительно улыбаются. Между тем судьба нашего поселка Лесобазы (официальное название — жилой район «Тура») — яркое доказательство моей концепции, пример того, как жители сами смогли превратить считающуюся одной из криминальных территорий в современный развивающийся район. Никакие денежные вливания и решения чиновников не повлияли бы на ситуацию, если бы люди сами не засучили рукава.

Именно поэтому я всегда настаиваю: нет без граждан местного самоуправления! И будь моя воля, в список многочисленных поправок в 131-й закон («Об общих принципах организации местного самоуправления») я бы внесла еще одну: выборы в городские Думы проводить только по одномандатным округам! Какие партийные списки? Кандидатов в депутаты должны знать в лицо, и избирателям совсем неважно, к какой партии он принадлежит.

Что такое тоска по Родине, я почувствовала, когда в первый раз (с тех пор больше не удавалось) попала за границу, в Америку, штат Кентукки. У нас была образовательная поездка: в течение трех недель нас знакомили с работой судов, тюрем, системой ювенальной юстиции, очень насыщенная программа. Но в глубине души я ждала, когда мы вернемся домой. При том, что в целом мне понравилась эта страна, люди, которые там живут. Хотя они, кстати, тогда считали россиян едва ли не агрессорами.

Единственное, что тогда спасало — песни нашей вокальной группы «Лада». Я специально взяла с собой записи и каждый раз, когда мы на микроавтобусе отправлялись на очередную встречу, просила водителя включить их.

О белых воронах

Да, я человек с активной жизненной позицией. К сожалению, таких людей сегодня называют «белыми воронами». Но они и раньше многим не нравились. Где бы я ни работала, где бы ни жила, мне хочется сделать жизнь вокруг себя интереснее, чем она есть. Невозможно ходить на работу только для того, чтобы получать зарплату. Хотя за эту свою активную жизненную позицию я не раз страдала.

Однажды, когда работала заместителем секретаря комитета ВЛКСМ в инженерно-строительном институте, меня едва не исключили из комсомола. Нашли повод: у девушки, которая выписывала новые бланки комсомольского билета, один из них украли.

Никогда не забуду еще один случай. Я была членом ревизионной комиссии горкома партии и очень ответственно следила за тем, чтобы коммунисты, получив гонорар за статью в газете, заплатили взносы. Мое рвение многим не понравилось, и меня не переизбрали. Видите, и тогда не терпели людей, которые говорили правду. Недавно я нашла в своем архиве письмо секретарю горкома партии, в нем делюсь своими переживаниями: почему меня не выбрали в ревизионную комиссию, ведь я добросовестно выполняла свои обязанности? Наивная… Сейчас смешно перечитывать.

Но, несмотря на отношение общества к неравнодушным людям, я уверена, что для граждан активная жизненная позиция — это возможность управлять государством. Повторю: надо мной смеются, когда я напоминаю, что по Конституции у нас народ управляет государством. Но наша страна не добьется высоких достижений без гражданской инициативы. Во мне эта мысль сидит, наверное, с рождения.

Когда я переехала в Тюмень, решила: все, не буду больше никуда лезть со своими идеями и предложениями. Признаюсь вам в этом как на духу. К тому же жизнь была тяжелой, приходилось буквально выживать. Пока ждала открытия 67-й школы, успела поработать дворником, потом занялась шитьем на дому. Причём пришла к выпускникам 28-й школы и предложила им сшить бальные платья. Сначала они с недоверием отнеслись к моему предложению, но когда увидели платья, которые я сшила своей дочери (она 13 лет занималась спортивными бальными танцами), не стало отбоя от заказчиков. Заработанные деньги помогли скудному бюджету семьи. Но все же мой характер дал о себе знать. Сама попросилась работать директором 71-й коррекционной школы. В 1996 году администрация Ленинского округа собрала директоров всех муниципальных учреждений и милиции, чтобы обсудить положение дел нашего района и наметить меры по снижению преступности, наркомании и ВИЧ-инфекции. Не смогла я молча отсидеться — в итоге меня избрали руководителем координационного совета, который позже перерос в ТОС, хотя тогда я всего три года как жила в Тюмени. Но мне сказали: ты больше всех внесла предложений, вот иди и претворяй их в жизнь. Считаю, что удалось достичь положительных результатов.

Просто я — такая, все равно стараюсь добиваться поставленной цели. Одну дверь передо мной закроют, я буду стучаться в другую, эту закроют — полезу в окно. Все знают: лучше сразу отвязаться от Селезневой. Тем более что я добиваюсь решения вопросов не для себя лично, а для своих избирателей. А мне терять нечего — бизнеса у меня нет, только пенсия да зарплата директора дома культуры.

Из-за этого моего лоббизма, я знаю, в городской администрации не хотели, чтобы я попала в Думу. Но мое горячее желание защищать интересы жителей помогает и чиновникам. Когда удается решить какую-то проблему, это ведь и их заслуга. Мне кажется, сегодня они поняли это, и я благодарна за это нашей мэрии. И вообще, по моему ощущению, власти сегодня приветствуют людей, которые свободно высказывают свое мнение, активно участвуют в жизни города.

Свобода

Я считаю себя свободным человеком, моя свобода — внутри меня. Может быть, сказываются корни, я ведь казачка, челдонка — человек с Дона, мои далекие предки по папиной линии были с Дона. Заметьте: и у нас на Лесобазе есть Казачьи луга, наверное, здесь в свое время стояла дружина Ермака. Видимо, существуют какие-то незримые нити…

Мне кажется, когда человек искренен — он свободен. У меня есть один большой недостаток: я не делю людей по должностям и социальному статусу. Для меня что дворник, что министр — абсолютно одинаковые люди. Свою позицию я высказываю, невзирая ни на что. Людям не нравится это. Но не могу я жить, как говорится, «под козырек». Хотя всегда учитываю мнение людей, признаю, если не права.

При этом мне совершенно все равно, что обо мне подумают. Самое главное, чтобы в душе не оставалось стыда. Знаете, в моей жизни было много соблазнов. Иногда говорят, подначивая: «Да никто не узнает!» В таких случаях я всегда отвечаю: «Главное, что знает моя совесть. А еще важнее — все видит Бог». Нас с детства приучили верить в Бога, хоть мы и не ходили в храм, в доме была только одна иконка. Мама молилась, а мы — нет, ведь были комсомольцами, коммунистами. Тем не менее внутренне знаю: все, что я делаю, Бог видит и знает. Как я могу совершать неблаговидные поступки? Мыслями иногда грешу — да, что там скрывать.

Может быть, поэтому я не могу отвечать на зло. У меня нет врагов — все враги на войне, в жизни могут быть недоброжелатели. Но и им я стараюсь отвечать добром, потому что только так можно перевоспитать человека. А когда я слышу в свой адрес оскорбления и обвинения, то вспоминаю, как в местной газетке Целинограда после моего отъезда появилась статья (жаль, не сохранила): «Была Селезнева, к которой можно было обратиться любому пенсионеру, и она всегда готова была прийти на помощь. Сейчас пойти не к кому». И что бы про меня ни говорили сегодня, эти признания моих избирателей — греют, значит, не зря я отработала там 27 лет.

Семья и работа

Мои родители — раскулаченные, попали в Ханты-Мансийский район, мама из Боково, папа — из Сажино, в феврале 30-го года. В ссылке они поженились. Семья у нас была большая: пять сестер и два брата. Всех нас с детства приучали к труду. Я с третьего класса работала на колхозных покосах. Огромный огород в 52 сотки мы обрабатывали и поливали вручную. Сейчас невозможно представить, как мы, дети, носили воду — по два ведра (по 16 литров), чтобы десять раз не бегать к реке. У каждого были свои обязанности: корову доили, за скотиной ухаживали… И ведь никто ни разу не сказал: не хочу или не буду. Мы всегда помогали друг другу — чтобы было легче маме, всей семье. Младший брат вставал в пять часов утра и шел на рыбалку, чтобы к завтраку накормить нас…

Поэтому меня удивляют нынешние папы и мамы, которые не позволяют детям даже полы мыть в школе. Почему? Я не понимаю. Разве так надо жалеть своих детей?

Признаться, жили мы тяжело: в школу я пошла с шести лет, так ходить не в чем было, до 7 ноября ходила в галошах, шалью перевязывалась вместо фуфайки. А зимой мы по очереди носили валенки и фуфайку. Один с улицы придет — отдает другому одежду и обувь. Я помню, в седьмом классе мне купили кирзовые сапоги, так я берегла их: большую часть дороги шла босиком, чтобы не испортить…

Мы с детства привыкли к дружбе. Сегодня я часто замечаю, как дети разговаривают со своими друзьями на лестничной площадке, не приглашают их в дом — то ли родители им не разрешают, то ли сами не догадываются. У нас такого не было… Нас самих семеро детей в доме, и всегда у нас кто-то жил: дети из соседних деревень, наши одноклассники — им далеко было ходить в школу, вот и оставались у нас. Мы их почти за родных принимали…

У нашего председателя колхоза было две дочери. Жили они получше, чем наша семья. Но девочки очень плохо кушали, на что председатель всегда жаловался моему папе. Однажды попросил: «Пусть к вам, что ли, придут, может, поедят». — «Пусть приходят, только ложку свою берут». А мы ели все из одной чашки. Я от папы старалась подальше садиться: была ужасная непоседа и часто получала от него ложкой по лбу. Вот дочки председателя сели с нами и смотрят — им странно, что мы активно ложками работаем, иначе ведь не достанется ничего, и тоже начали есть…

Иногда думаю: почему за всю жизнь у меня и мысли не было о том, чтобы взять что-то чужое? Мы сейчас много говорим о воспитании, раньше таких разговоров не вели. Но я с детства помню картинку: играю во дворе черепками (разбитой тарелки). А мама увидела чужие и спрашивает: «Откуда у тебя эти черепки, у нас таких тарелок не было». Я ей: «Так это мне Валька Захарова дала». Подружка приходит, мама к ней: «Это ты ей дала черепки?» — «Конечно, мы поменялись». И я на всю жизнь запомнила: чужого брать нельзя.

И художественную самодеятельность я тоже люблю с детства. У нас дома часто устраивали посиделки, ведь у меня оба брата — баянисты. Приходила молодежь: мы играли, пели, ставили разные спектакли, словом, сами себя развлекали. Пели и когда ездили на покосы.

Я и сегодня пою. Вы знаете, пение помогает здоровью… Иногда еду с работы и думаю: ой, неохота никуда идти, какой хор, так устала. Но как только начинаю петь, сразу весь негатив куда-то уходит. Вот приходите к нам на хор, сами убедитесь в этом. Когда душа поет, и давление понижается, и взгляд на мир меняется. Особенно после выступлений. Поэтому я всегда пропагандирую художественную самодеятельность: у нас у каждого есть талант, главное — не бояться раскрыть его.

Для меня мои братья и сестры — самое святое, что есть в жизни. Мы дорожим друг другом всю жизнь. Моя дочь, когда была маленькая, говорила: вырасту — рожу пять детей, чтобы они общались так же, как вы. Я и сама хотела больше детей, но так получилось, что вырастила двух дочерей. У меня четверо внуков: две девочки и два мальчика. Мне не стыдно за своих внуков, они растут хорошими людьми.

С мужем мы прожили почти 48 лет, хоть мы с ним совершенно разные по характеру люди. При моей активности и беспокойном характере он — само спокойствие. Я ему всю жизнь благодарна за то, что терпит меня. Бывает, конечно, поворчит иногда, если задерживаюсь. Прихожу домой усталая: расскажу ему обо всем, поплачусь, он меня выслушает, иногда поругает. А вообще он рад, что я работаю, трачу свою энергию на добрые дела. Иногда начну ему что-нибудь предлагать, он мне: «Слушай, иди уже на работу!» Благодаря мужу могу с уверенность сказать: моя семья — это мой надежный тыл.

Жалко, что в сутках только 24 часа. Но даже в отпуске я очень скучаю по своей работе. Вот заметила: как только появляется свободное время, начинаешь прислушиваться к себе — то там заболит, то здесь. А когда целый день на работе — некогда о себе думать и ничего не болит вроде бы. Подскочит давление — примешь таблетку, и дальше пошел. Так что работа для меня в радость.

Сама себе крыша

В 45 лет начала новую жизнь. До этого жила в Целинограде, избралась депутатом на альтернативной основе с первого захода, у меня была шикарная квартира в центре города. Последние два года работала исполнительным директором ассоциации «Милосердие», которую сама и создавала: мы ухаживали за онкобольными, людьми с хроническими психическими заболеваниями, туберкулезными больными — за теми, кого социальные службы не обслуживали. Находили спонсоров, нанимали медсестер для ухода за больными. Собиралась там построить хоспис. Впервые на спонсорские средства организовали питание малоимущих в столовых города.

Но в декабре 1991 года умирает мама, погостив у меня лишь 3 месяца. Она завещала похоронить ее в Тюмени. Так мы и сделали. Но с тех пор и меня стало тянуть в Тюмень. Эта тяга оказалась сильнее всех разумных доводов. Я все бросила и через год приехала жить на свою малую родину. Первое время, не скрою, было очень тяжко: мне даже приходилось продавать стиральный порошок, привезенный из Казахстана, чтобы покупать хлеб. Потом продавала свечки, ведь на Лесобазе в начале 90-х не было света…

А вообще мне всю жизнь приходится выживать. У меня никогда не было никакой «крыши» — только мой характер, благодаря которому преодолеваю все препятствия, все невзгоды, верю, что любые добрые дела помогают жить. Это мне дает возможность работать.

Фото Сергея Русанова.