Трепет живого слова

Многие из них, как и автор фильма, писатель Анатолий Омельчук, считают Ксению Некрасову сибирским феноменом. Ее родина — Ирбитские Вершины (деревня Алтынай) в сотне верст от Тюмени. Наша землячка.

«Если в России есть поэт, достойный честной Нобелевской премии, то это Ксения Некрасова. Умел ли Бог говорить? Могли бы мы услышать от него русскую речь? Есть подозрение, если бы он заговорил — мы бы услышали речь, похожую на строки Ксении», — утверждает в своем фильме Анатолий Омельчук.

Среди откликов на фильм «Невеста человечества», созданный на телевидении «Регион-Тюмень», мы выбрали мнение профессора Федерального университета, доктора литературы, театрального критика Леонида Быкова.

 

Всем известен Николай Некрасов — поэт, который названием своей поэмы задал вопрос, всегда актуальный для нашего Отечества: «Кому на Руси жить хорошо?» Многие знают замечательного прозаика Виктора Некрасова — автора первого, по сути, реалистического повествования о том, как шла война «В окопах Сталинграда». И мало кто, даже среди тех, кто читает не только афиши и магазинные ценники, знает поэта Ксению Некрасову. Меж тем ей посвящен новый телефильм Анатолия Омельчука (режиссер Марина Тугаринова), снятый на ГТРК «Регион-Тюмень».

Почему она удостоилась телерассказа? И потому что минувший год был годом ее столетия (увы, мало кем замеченного). И потому что она нам, живущим в середине России, землячка, поскольку родилась, как говорится в фильме, там, где Урал перетекает в Сибирь, или, наоборот, сибирская равнина поднимается в гору. И прежде всего потому что в русской поэзии, где, по одному образному выражению, майоры командуют взводами (настолько велика концентрация талантов!), ее дар единственен. Исключителен. Что и подчеркнуто андрейплатоновским названием фильма — «Невеста человечества».

Очень разные собеседники у авторов ленты. О Некрасовой говорят старые и малые жители той деревеньки, где она росла. Рассуждают искусствоведы и краеведы, музейные работники и литераторы. Обстоятельными воспоминаниями делится импозантный Илья Глазунов, в пору своего студенчества написавший редкостно выразительный портрет героини фильма. (Жаль, что нельзя расспросить другого живописца — Роберта Фалька, который знал Некрасову куда ближе и рисовал ее куда больше). При всем несходстве возникающих на экране лиц все они подчеркивают ее житейскую неприкаянность, безбытность, и все обращают внимание на расплывчатость и разноречивость сведений о ее жизни. Но когда начинают звучать строки Некрасовой (а их — в разном чтении — в фильме оправданно много), понимаешь, что этим стихам житейские сведения об их авторе едва ли что добавят. Ибо они не нуждаются в биографической подпорке.

Кажется, что ее стихи — создания того, кто первым на русской земле почувствовал в себе дар поэта. Идущая не от литературы, подчеркнуто самодостаточная поэзия Некрасовой — в кровном родстве с вольным словом народной поэзии, равно как с творениями уральских камнерезов и мастеров дымковской игрушки. Ощутима тут и типологическая близость к Бажову, в сказах которого литературными средствами возрождалась «долитературность». Простота ее строк — это органика первозданности и цельности, где все идет от непосредственности души. Души равно чистой и содержательной.

Пафосом некрасовской поэзии, убеждает фильм, стало поклонение жизни в самых разных ее проявлениях. Как много в ее стихах неба, цветов, деревьев, птиц, земного простора! Она радуется «босоногой роще», весне, «тоненькой и ломкой», «шелковой воде», «утренним лицам людей, идущих на работу». Умением, точнее, способностью видеть поэзию всюду она и делится в своих стихах. И создателям фильма удалось показать, что чудо бытия, его «огромная красота» открываются поэту в самых заурядных ситуациях и явлениях. Ее героиня лишена малейшей предубежденности по отношению к чему-либо (или кому-либо) на земле. Привычная для большинства иерархия, согласно которой все сущее делится на главное и второстепенное, новое и привычное, праздничное и обыденное, природное и сотворенное человеком, неведома этой поэзии — она ко всему приязненна, всему открыта. Видеоряд ленты убеждает:

Угодно было солнцу и земле —

из желтых листьев и росы

сверчка, поющего стихом,

на свет произвести.

Героиня этих стихов живет совсем вроде бы не поэтично: «Колоть дрова / привыкла я…»; «За картошкой к бабушке / ходили мы…»; «С утра я целый день стирала, / а в полдень вышла за порог / к колодцу за водой»; «Я полоскала небо в речке / и на новой лыковой веревке / развесила небо сушиться. / А потом мы овечьи шубы / с отцовской спины надели / и сели в телегу, и с плугом / поехали в поле сеять». Но стихи свидетельствуют, что каждое утро она вставала не просто для того, чтобы стирать, сеять, заготавливать еду и топливо, но для того, чтобы — жить.

Природная «одаренность к жизни» помогла Некрасовой пронести сквозь все земные дни восхищение всегдашней новизной мира. Близкое мифологическому, первобытийное жизневосприятие этого «старинного ребенка» основывается именно на зоркости и цепкости взгляда, жадного до земной материи и плоти. И потому некрасовским строчкам оказываются равно необходимы в фильме и исполненные будничной красоты динамические запечатления уральской природы, и ликующие локальной цветностью бесхитростные детские рисунки.

Хоронили ее за счет Литфонда, а двумя годами позже как «член Литфонда» будет похоронен и Б. Пастернак — поэт совсем иной славы, принципиально другими художественными аргументами отстаивавший близкую героине этого телепортрета творческую позицию: мир прекрасен даже в своих случайностях. И едва ли неуместным будет отнесение к Некрасовой тех слов, что были однажды сказаны автором «Сестры моей — жизни» по иному адресу: «…вы — инородное тело, органическое явление природы (значит, поэзии) среди неорганического, но организованного мира. Организованный мир вечно уничтожает органический. Организованный мир нюхом чует противоположность себе (чем бы она ни прикрывалась) и норовит все органическое уничтожить…»

На мраморной плите колумбария Донского кладбища в Москве, где покоится урна с прахом Некрасовой, над именем и годами ее присутствия на земле вместо фотографии воспроизведены ее строки. Точнее — начальная страница ее первой книги:

И слышит стих мой,

как корни в почве

собирают влагу

и как восходят над землею

от корневищ могучие стволы.

Надеюсь, что каждый, кому доведется увидеть «Невесту человечества», непременно попробует найти сборники Ксении Некрасовой. Жаль, что они даже в год ее столетия не переиздавались.