О фотографии и фотомусоре

Первая скрипка

Газеты умирают. Этот тревожный факт отмечают медиафигуры мирового масштаба. Газеты не в силах соперничать с Мировой паутиной в свежести и «тиражности» новостей. Ведущие издания отказываются от «авторской» журналистики: публицистических колонок, глубоких расследований, мнений, принципов, мировоззрений…

А мы никогда не отказывались и не откажемся. Первая скрипка в газете — журналист думающий и сомневающийся. Авторский текст и авторское фото — это мостик между газетой и рядовым, никуда не спешащим читателем. У нас с ним есть время обменяться впечатлениями от этой жизни. Для этого мы в «Тюменских известиях» завели страничку «Открытая беседка».

Сегодня гость «беседки» — наш фотокорреспондент Сергей Киселёв, много лет знакомый читателю. Практически родня.

«Художника обидеть может каждый», — любит повторять Киселёв. А редактор, добавим мы, может послать его куда угодно — в смысле творческой командировки. Сочетать в себе художника и фотокора — трудно.

Но Киселёву всё еще удается.

 

Для коллеги мы составили особый список: за годы сотрудничества изучили его «болевые точки». Предложили поговорить о характере, профессии, наставничестве, авторской фотографии, цифре и плёнке, апломбе и амбициях… Какие мысли, воспоминания эти слова будоражат?

Характер

Если уж говорить о характере, то о своём. Его знаю лучше. Причём мнение окружающих людей и моё могут кардинально отличаться. Я человек вспыльчивый (сейчас, правда, чуть меньше). Когда меня, как викинга, закусит…

Перед сражением викинги пили специальный настой из трав, чтобы разозлиться. В бой шли, мало что соображая. Как ни странно, побеждали. У меня без всякого настоя бывает такое состояние, когда выхожу из себя, говорю людям нелицеприятные вещи — то, что в спокойном состоянии никогда бы не сказал. И так по жизни. Естественно, с годами характер менялся, в лучшую для меня сторону. С детства на всё имел своё мнение. Видимо, потому и пороли часто, и регулярно ставили в угол. Сейчас, кажется, из семей ушла эта «традиция».

Помню один случай. Дефицит в 50-е годы был жуткий. Родители где-то достали штаны. Модные шаровары в клеточку, с металлическими бляшками. Это, видимо, был последний писк, но пищать пришлось мне… Стыдно было появляться во дворе в таком прикиде. Ревел: не стану носить. Мальчишки ходили кто в обычных трико, кто в вельветовых брюках. Я бы предпочёл что-то в этом стиле. Но… Меня выпороли, надели штаны — и вытолкали из квартиры. Не помню, чтобы потом обновку ещё хоть раз надевал.

...Понимаю, что прожил в неправильном мире среди неправильных людей. Но ни их, ни мир не изменить, только себя, и то не кардинально. От того, что заложено родителями, никуда не деться. А это — адская смесь. Отец учился на горного инженера в Томске, с третьего курса ушёл на войну, был командиром батареи под Сталинградом. О войне не распространялся, вообще был очень закрытым человеком. Я не в него. А потом, после серьёзнейшего ранения, служил в СМЕРШе. Когда вышел на пенсию, устроился слесарем. Сначала на почтамт, затем в троллейбусное управление. Мать была эмоциональным человеком. Отличник народного просвещения, она всю жизнь проработала в школе. Характер у неё был жёсткий, мужской. Может, в школе и нужен такой.

Самая большая проблема моего характера: я человек доверчивый. В этом есть свои плюсы и минусы. Плюсы перевешивают. Людям верю. Отношусь к ним доброжелательно. Документальному фотографу нельзя по-другому. Доверчивость меня очень часто подводила. Поделишься с человеком наболевшим — тебе же твоя откровенность возвращается в извращённой форме. Раньше воспринимал это с оторопью. Сейчас примирился. Просто с некоторыми минимизировал контакты. Душа — моё личное пространство.

Профессия

До сорока лет перепробовал множество специальностей. Начинал в 17 лет рабочим в геологической партии. Потом попал в ЗапСибНИГНИ, в отдел бурения. Два с половиной года водил троллейбус. Кстати, только в то время ходил в костюме и галстуке. Мы возили людей на моторный завод, он тогда работал, выпускал не клетки для кур, а двигатели для авиапромышленности… Тот период жизни вспоминаю с ностальгией. Когда надоело пешком ходить на обед, выучился на водителя. Возил по деревням бетон для строительства коровников. На МАЗе с прицепом возил из районов в Тюмень молоко на переработку.

Затем 11 лет зарабатывал квартиру на заводе. Михаил Сергеевич Горбачёв начал говорить с трибун о перестройке. Чем она закончилась — известно. Я успел заскочить на подножку уходящего поезда — получил «бесплатное» жильё. Последние семь лет работал на заводе компрессорщиком, сутки через трое. Тогда же занимался фотографией. В 32 года взял в руки фотоаппарат — отцовский ФЭД с дарственной надписью «За безупречную службу». Родился сын — и я решил запечатлеть его взросление. Стал выписывать журнал «Советское фото», покупать книжки по фотографии (страшный дефицит в то время!). У меня даже появилась знакомая продавщица в магазине «Знание» — бабушка, которая оставляла мне редкие книжки. Они приходили в одном или двух экземплярах. Через два года уже участвовал в выставках по линии ФИАП, пришёл в фотоклуб «Тюмень». Его основал Анатолий Пашук. Я интуитивно искал что-то для души. Откуда это? Не знаю. Наверное, от книг. Читал много, с первого класса. И сейчас живу этим багажом…

Искал приложения творческих сил, случайно занялся фотографией — моментально съехал с катушек. Настолько меня заинтересовало. Понял: это — моё. В последний год работы на заводе сотрудничал с «Тюменской правдой», пару месяцев отработал в газете «Позиция». Появились «Тюменские известия». Пришёл сюда…

Авторская фотография

Фотоаппаратов — миллиарды, столько же людей снимают. Фотографическим мусором заполнен мир! Парадокс в том, что количество не переходит в качество. Раньше было мало фотографов, потому как требовалось владение ремеслом: зарядка плёнки, правильная (чтобы получить хороший негатив) её проявка и печать. Сейчас всё иначе: купил камеру — и снимай. Легко?!

Ещё скажу про оценку фотографий. Для меня это не то чтобы больная тема, но волнующая… Сам был членом жюри нескольких фотоконкурсов. Понимаю: истины в искусстве вообще нет. В 2012 году был в составе судей Ефремовского конкурса, выставил свои оценки. Начали жюрить москвичи — многие авторы, которым я поставил высокие баллы, слетели вниз. Один вообще остался без призового места. Хотя, считаю, его серия была достойной. Всё очень субъективно.

Насчёт авторского стиля… Тех мастеров, которые не похожи на других, мало. Есть такой фотограф — Салли Манн. Она прославилась семейными карточками. Снимала своих детей, мужа, который заболел серьёзной болезнью.

Фиксировала увядание близкого человека. Её работы можно узнать сразу. С одной стороны, такая фотография — документ. С другой — высокое искусство. Или работы Вивиан Майер. Она работала гувернанткой в разных семьях. Снимала, проявляла плёнки, но не делала отпечатков. Её привлекал сам процесс съёмки. Негативы были найдены случайно после её смерти. Джон Малуф, купивший их на аукционе, даже не догадывался, какое сокровище заполучил. Замечательные фотографии, в которых виден авторский стиль…

К чему я веду? Очень сложно быть документальным фотографом в наше время со своим авторским стилем. Не думаю, что таковой есть у меня. Предположим, два фотографа снимают женскую баню (я утрирую). У обоих получаются замечательные фотографии. Повесь их рядом на стену — не угадаешь, кто снял. Хороший документальный фотограф найдёт самую выигрышную точку съёмки, посмотрит, как ложатся свет, тень — и выдаст продукт. Да, он будет качественным. Но можно ли говорить в данном случае об авторском стиле? Это специфика документальной фотографии. Хотя и в ней случаются прорывы.

Фотограф должен не только знать правила, но и уметь их нарушать. Газетная съёмка — тема отдельного разговора. Что касается творческой фотографии. Снимай спонтанно, от души. Во время съёмки не требуются мозги (включать их нужно во время отбора). Идёт событие — почувствуй его пульс. Он должен совпадать с твоим. Известные истины. Я их не открываю, я не гуру, никогда себя таким не считал.

Наставничество

Можно ли научить фотографии? Сейчас в городе появилось множество фотошкол. В них учат… зарабатывать. Всё логично: человек купил фотоаппарат, и теперь ему нужно отбить потраченные деньги. Один из вариантов — свадебная съёмка. В Тюмени сотни свадебных фотографов. Это не творчество — бизнес. Есть фотография. Есть деньги. Есть фотография за деньги…

У меня был небольшой прецедент: с Андреем Черепановым в институте культуры пытались вести фотошколу. Одно или два занятия у меня случилось. Рад бы ошибаться: молодёжи не интересна творческая фотография…

В российской фотографии нет преемственности. Она была в начале века, потом случилась революция. Культура студийной съёмки пропала, фотография перешла в обслуживание советской власти. Строилась сказка, к ней требовались красивые иллюстрации. Фотолюбители объединялись в кружки — те были под присмотром. Сейчас — свобода. Многие не знают, что с ней делать, не знают, что снимать… Фотография повседневности никому не нужна. Менталитет у нашего народа такой: всех интересует чужая жизнь — соседей, коллег по работе. А документальная фотография чужой жизни мало кого привлекает. Парадокс. Люди её не понимают.

Мои учителя были виртуальные. Закончил заочно с отличием Московский университет искусств, кинофотофакультет. Получал задания, посылал свои отпечатки. В фотоклубе «Тюмень», куда я пришёл, занимались профессионалы. Общение с ними многое дало. В последние годы, до появления цифры, хорошо печатал. Чтобы научиться этому, мне потребовалось два года. Я всё знал теоретически: сколько минут выдерживать отпечаток в проявителе, какой температуры должен быть раствор, его рецептуру… Но не получалось. Потом пробило. Почувствовал печать. Когда начал работать в газете, стало не до проб. Некогда было выёживаться. В секретариат нужно было принести качественный отпечаток.

Наставничество в творческой профессии необходимо. Но нужно, мне кажется, заниматься с двумя-тремя человечками, которым это на самом деле интересно. Чему научишь человека, который кадра не видит?! Чтобы видеть кадр, требуется определённый склад ума. Что такое фотография? Это визуальный язык. Ему не требуется перевод. Индус, который отмечает мою карточку в «Фейсбуке», понимает, что я хотел сказать. И я понимаю его работы… Есть апологеты ручной печати, которые считают, что настоящая фотография — это отпечаток. То, что видишь на экране монитора, — картинка. Пусть так. Называй, как хочешь. Я не критик, но что-то понимаю в фотографии. Она либо цепляет, либо нет.

Мне не нужно говорить о мистичности плёнки (при том что сейчас сам снимаю на плёнку панорамной камерой). Главное — результат. С чего вдруг «вернулся к истокам»? Купил фотоаппарат, осваиваю. Почему, имея цифровой фотоаппарат, люди снимают и на плёнку? Она материальна: её можно подержать в руках, посмотреть негативы. Цифра — чистое изображение. Снял, на флэшку скинул, в лаборатории машина отпечатала… Что тут моего? Только видение. Я всегда завидовал художникам. Даже когда они пишут с натуры, привносят в работу что-то своё. Фотограф всегда идёт от факта, от персонажа, которого он снимает. Художник — от души.

Апломб и амбиции

Определенные амбиции творческому человеку, конечно, требуются (важно, чтобы они были адекватны). Амбиции — это то, что не даёт тебе успокоиться, подвигает сделать что-то лучше. Они не затрагивают других. Можно быть амбициозным и не расталкивать людей локтями. Апломб — твоё самолюбие, которое выплёскивается на окружающих. Это подача себя любимого так, будто ты самый лучший… Я не лучший и не худший, просто один из многих. Никогда не страдал апломбом. К себе нужно относиться с иронией, понимать своё место в мире.

На тюменском фотографическом небосклоне получил всё, что мог. Был первым на первом конкурсе памяти Ефремова. Становился фотокором года. В 2003-м на Всероссийской выставке «Россия — отчий дом» (проводилась в Астрахани) получил лауреата. Это последняя моя награда. После этого даже не дёргался. Не вижу смысла. Но что движет? Думаю, ещё не всё сказал, что хотелось бы поведать миру средствами фотографии (улыбается).

7 января 1839 года принято считать днём рождения фотографии.
В мае 1839 года учёным-ботаником и химиком Юлием Фрицше были сделаны первые фотографии в России.
В 1980 году в СССР насчитывалось 450 фотоклубов.

Фото Сергея Киселёва и Людмилы Цвиккер.