Не сын английской королевы

Валерия Чупина знают как историка, знатока тюменской старины, специалиста по объектам культурного наследия. А он уже три года как ушёл в эфир. Стал художественным руководителем «Радио Победы». Попробуй пойми его!

№185 (5862)
19.10.2013
Ирина Тарабаева, Дмитрий Ткачук (фото)

Чувство страны

Валерий Чупин — известный тюменский историк, краевед, специалист по защите «объектов культурного наследия» и вот уже три года как художественный руководитель радио «Победа». Его радио слушает всё больше народа — и это закономерно. Потому что Чупин убежден: у каждого из нас в жизни обязательно будет своя победа.
А ещё Чупин утверждает: самое большое несчастье для человека — если он не любит свою страну. Свой город. Свой дом. Он знает формулу любви. И готов поделиться ею с вами…

Порода

Порода от слова «род»? Если речь об этом, то я — крестьянин. Мои предки жили в деревнях, пахали и сеяли, зарабатывали на жизнь честным трудом. Происхождением я доволен. Но в юности сожалел, что не сын английской королевы. Представляете? Всё размышлял, каким бы был, если бы в нашем роду имелись дворяне. Со временем эта ерунда выветрилась из головы. Голубая кровь ничего не значит. Сколько среди дворян было подонков, мерзавцев, убийц! Впрочем, как и среди представителей других сословий тоже.

Мои родители коренные сибиряки. Отец из Ишимского района, мать — из Викуловского. Оба рано остались сиротами. Так что бабушек и дедушек своих я никогда не видел. Родился в Ишиме, куда мама и папа переехали после войны. Отец водил автобус. Любил загородные маршруты, поскольку в городе ему было тесно. Мать ткала ковры на фабрике. У нас и дома стоял ткацкий стан. И мы, дети, умели с ним управляться. Ткачество — кропотливый труд, требующий сосредоточенного внимания. Собственно, как и вождение. Но водить я так и не научился. Не жалею об этом нисколько. Чем больше в городе машин и автостоянок, чем шире улицы и уже тротуары, тем меньше хочется за руль. Я езжу на велосипеде и автобусе, хожу пешком. Уверен, если половину тюменцев пересадить в общественный транспорт, всем дышать станет легче.

Человек и его место

Я верю в судьбу. И стараюсь её слушать, она всегда даёт мне какие-то возможности. Всё, что когда-либо происходило со мной, можно назвать одним словом — судьба. Моим первым местом работы была железнодорожная школа-интернат № 4. После окончания университета три года преподавал детям историю. Помню, когда поступал на истфак, друзья в ужасе спрашивали: «Кем ты будешь работать?!» «Пойду в музей», — говорил им, хотя о музеях не имел никакого представления.

Покинув интернат, действительно устроился в наш краеведческий музей на должность младшего научного сотрудника. Первые недели на новом месте были для меня непростыми, а потом я понял, что жить не могу без этой работы. В музее служил 18 лет. И ушёл оттуда не по своей воле. Не буду скрывать. Мне поставили ультиматум: либо увольняюсь по собственному желанию, либо меня увольняют по статье. Формально у директора музея были на то основания: я три часа отсутствовал на месте. Но работа была творческая, не офисная. Я приходил в музей, чтобы провести экскурсию или поработать в фондах, в архиве. Остальное делал дома за компьютером. Словом, проблема коренилась не в моём «прогуле». А в том, что у меня не складывались отношения с директором. Теперь-то я благодарен этому человеку. Думаю, самому не хватило бы духу поменять место работы. Хоть к тому времени уже закисал в музее. Так, наверное, и сидел бы там до пенсии…

Я оказался в городской инспекции по охране и использованию памятников истории и культуры, где меня ждала совсем другая работа. Сначала, конечно, был шок, потом жуткая депрессия от того, что почти ничего не знаю и не понимаю. Но прошло полгода, и я снова почувствовал себя на своём месте. Теперь думаю: хорошо, что в моей жизни был этот период. Сотрудникам инспекции удалось хоть что-то сделать для сохранения культурного наследия города, принять участие в реставрации многих памятников. Нам приходилось нелегко. Ведь мы были чиновниками. То есть подчинёнными администрации, с которой, по сути, боролись за сохранение того или иного объекта. Выглядит абсурдно, да? В результате, сами знаете, инспекцию ликвидировали. А при городском комитете по культуре создали отдел по охране памятников. Проработал я там недолго, поскольку понял, что никакой пользы не приношу. Иногда мне казалось, что мы лишь вредим культурному наследию. Только начнём говорить о необходимости реставрации какого-нибудь деревянного особняка, он тут же сгорит. Молчать о бедственном положении памятников нельзя. Кричать об их спасении, выходит, тоже не следует. Что делать? Не найдя ответа на этот вопрос, я ушёл. В никуда. Несколько месяцев нигде не работал. Как раз в это время в Тюмени родилась идея создания «Радио Победы».

Победа

Многих мой переход на радио удивил. Как это — поменял охрану памятников на музыкальную станцию? Да вот так! Музыка сопровождала меня всю жизнь. Моя мама играла на балалайке и гитаре, хорошо пела. Отец тоже знал много песен. И мне комфортно в музыкальной среде. Но дело не только в этом. На каком бы месте я ни находился, в какой бы ипостаси ни пребывал, всю жизнь занимаюсь одним и тем же делом — сохранением культурного наследия. Звучит пафосно, но это так.

Музыка, которую мы выдаём в эфир, — тоже культурное наследие. Это лучшие произведения XX века, достойные того, чтобы их не забывали. «Радио Победы» создавалось как альтернатива звуковой среде, которую предлагают другие радиостанции и которая, как мне кажется, вредна для здоровья.

Говорят, мы подобрали неудачное название. А как следовало назвать? «Виктория» или «Victory»? Было бы звучно, как Green Canal, например. Но я не могу понять, почему Green Canal? Почему не «Зелёный канал»? Зачем магазины, парикмахерские, турфирмы называть звонкими непонятными словами? И чем «Победа» хуже «Victory»?

Кстати, важной составляющей нашего эфира являются песни военных лет. Мы их очень любим и считаем, что они должны звучать не только 9 Мая. Пусть люди их слушают, пусть поют. Всем знакомы строчки: «Бьётся в тесной печурке огонь». Но каждый ли может вспомнить больше, чем одно четверостишие? Однажды я смотрел телепередачу, в которой шла речь о народной музыке. Умный мальчик задавал умные вопросы умному собеседнику. Программа была искренняя, душевная. В память врезались последние слова ведущего. Расставшись с гостем, он пообещал, что обязательно выучит какую-нибудь русскую народную песню. Можете себе представить, чтобы такое сказал грузин? Лично я — нет. Когда один грузин начинает петь, песню тут же подхватывают другие, и за столом мгновенно образуется целый хор. Эти люди знают свои песни с детства. А нам учить надо… Пение — особое состояние человеческой души. Без него человек деградирует. Сначала умирает его душа, потом он сам. Если не ошибаюсь, блаженный Августин говорил: тот, кто поёт, молится дважды.

Память и памятники

О том, что нельзя забывать историю, что без прошлого нет настоящего, говорят все. Но это обычная трескотня. Протрещат и забудут. Не лозунги надо произносить, а без лишних слов беречь то, что досталось от прежних поколений. Признаюсь, я не сразу разглядел Тюмень. Взгляд скользил, не останавливался ни на чём. Но в какой-то момент вдруг зацепился за резьбу деревянных наличников, и я увидел, какие они разные. Человек должен научиться смотреть, только тогда он заметит ценности (культурные и исторические), которые его окружают. Моя любовь к Тюмени началась с восхищения памятниками деревянного зодчества. К счастью, многие ещё сохранились и украшают улицы города. Но Тюмень быстро меняется. И всё чаще вызывает у меня сожаление. Чувствую, перспектив у деревянных особняков всё меньше и меньше.

Поймите, я не выступаю в защиту развалюх. Я за бережное отношение к наследию. Вот мы сидим сейчас в уютном месте, где раньше были настоящие развалины. Но нашёлся предприниматель, который не пожалел денег, отреставрировал старые стены, сохранил нашу общую память. Нужно понять, что памятники — не обуза. Приведённые в порядок, они не только украшают город, но и приносят материальную выгоду.

Меня иногда спрашивают, что ценного в том или ином объекте? Как объяснить? Какие подобрать аргументы для человека, который про круглую баню (памятник эпохи конструктивизма) говорит: «Меня не вставляет!» Хочется спросить: «А что тебя «вставляет»? Стеклянные высотки?» И ещё. Обидно, что у города вечно не хватает денег на реставрацию памятников. Но почему-то находятся средства на ежегодную замену бордюров.

Патриотизм

Редко использую в своей речи это слово. Слишком оно громкое. В советские времена патриотизма было хоть отбавляй. Всех воспитывали на этом. Мы пели одни и те же песни, занимались добрыми делами. Но почему-то патриотами стали не все. В конце 80-х годов быть патриотом и вовсе стало неприлично, поскольку это ассоциировалось с «совком».

Всегда считал, что любовь к Родине естественна, как любовь к матери. Для меня никогда не стоял вопрос: люблю ли я свою страну? На свете много прекрасных стран. Мне, например, нравятся Швейцария и Польша. Но Россия-то лучше, потому что я здесь живу. Думаю, для человека нелюбовь к собственной стране — это страшная жизненная катастрофа.

Правда

Если рассуждать о правде как о справедливости, то её нет ни среди людей, ни в природе. Так же, как не может быть идеального общества, о котором мы всегда мечтали. Но если человек верит в божью справедливость, он легче переносит несправедливость земную.

Правда как убеждение может быть разной. Говорят, у каждого она своя. И точно! Почему так? Потому что существует диалектика — единство и борьба противоположностей. Всё находится в развитии. И правда не является чем-то навеки застывшим. В каждом человеке есть тёмное и светлое начало. Наша жизнь — ежедневная борьба этих начал. Набор «ингредиентов» у всех один, пропорции разные. Вот я, например, сам себе иногда нравлюсь. А иногда — просто ненавижу. Были периоды, когда понимал, что не просто плохой, а худший человек на земле. И находил в пользу столько аргументов, что сомнений не оставалось. Это путь к гибели, если вовремя не остановиться. С другой стороны, полезный опыт, без которого не бывает побед. По крайней мере, для меня так.