Война. Студенты на колхозных полях

Лариса Георгиевна Беспалова — кандидат филологических наук, в годы войны она жила в Тюмени, училась в педагогическом институте. У неё есть свои собственные воспоминания, кроме того, она сберегла то, что рассказали ей вернувшиеся с фронта два её младших брата.

Тюмень во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. была далеко, за тысячи километров, от фронта. Мы не испытали бомбёжек и фашистской зверской оккупации, но и здесь жизнь была очень тяжёлой и суровой. Всё шло на нужды фронта, на переустройство всего хозяйства государства на военный лад ради успешной борьбы с врагом. Промышленность и сельское хозяйство испытывали большие трудности, так как работники были на фронте. Их приходилось заменять в основном подростками. Учащихся, студентов широко привлекали к работе в сельском хозяйстве, знаю об этом хорошо, так как все четыре военных года была студенткой Тюменского педагогического института. Учились тогда почти одни девушки, ребята-студенты воевали. Летние и первые осенние месяцы мы, студентки, работали в колхозах.

Вот, например, лето 1942-го. В Сталинграде — величайшая из битв, ставшая поворотным событием всей Второй мировой войны. Хотя гитлеровцы дошли до Волги, но у людей была уверенность, что мы победим. Верили своему государству, Красной армии, полководцам. Всех воодушевляли твёрдые слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

В начале летних месяцев наша студенческая группа в основном была в госпиталях. Мы помогали уходу за ранеными. В июле нас стали посылать на уборочную в колхозы. Меня и Маргариту Зайцеву направили далеко — в Аромашевский район, в деревню Вилкову, и мы поехали поездом на сельхозработы. Не могу вспомнить, кто и как нас привёз в назначенную нам деревню, когда мы сошли с поезда на станции Голышманово.

В Вилковой, в колхозе «Красный Октябрь», мы работали два с половиной месяца. Поселили нас в доме одной жительницы деревни, спали в кухне на высоких полатях, куда забираться было трудновато. Мы были посланы в колхоз агитаторами, но прежде всего стали частью трудового коллектива Вилковой. Работали в деревне в основном женщины, пожилые мужчины и подростки. Молодые и не очень молодые мужчины были на фронте. Рита была в одном трудовом коллективе, а я — в другом.

Сначала мы работали на сенокосе, сгребая высохшее сено в копны. Зрелище было красивым: большой, ровный луг у кромки высокого леса, на лугу — пёстрое разноцветье работающих. Первый день был очень жарким, солнце палило нещадно. Я не отставала от других, хотя очень болела от жары голова, так как не принесла платок, чтобы надеть. Но работа заставляла не обращать внимания на боль.

Довольно много дней была на уборке зерновых, вязала снопы. Берёшь охапку скошенного овса, отделяешь часть на жгут, скручиваешь его и опоясываешь то, что должно быть снопом. В первый день мои снопы были неуклюжими, но скоро научилась делать ровные, крепко связанные, стройные снопы. За день нужно было поставить сорок суслонов по шесть снопов в каждом. Хорошо было вязать снопы из овса, они мягкие. А рожь была грубая, царапалась и кололась.

Три дня работали на молотилке с раннего утра до самой ночи. И эта работа была не из лёгких. То подавала снопы наверх, то наверху, на молотилке, поднимала снопы, резала на них жгуты и отправляла на обмолот. Всё надо было делать в темпе, чтобы машина зря не работала. Рита столь же успешно отгребала от молотилки солому, чтобы не образовывался затор, соломенная гора. Уходили от молотилки очень усталыми. Приходилось трудиться и на уборке овощей, работы везде было много.

Работая вместе с колхозниками, мы были и агитаторами, в основном рассказывали людям о событиях на фронте. Об этом сами узнавали из газет. После работы спешно бежали в колхозную контору, брали газеты и быстро читали, чтобы завтра было о чём рассказать людям. Наши сообщения были обычно во время короткого отдыха после полевого обеда. Слушали нас внимательно, так как у многих мужья, сыновья были на фронте.

Вместе с Ритой подготовили довольно большую стенную газету, в которой поместили ряд материалов о фронтовиках и рассказ о Зое Космодемьянской. В целом газета получилась содержательной и благодаря иллюстрациям довольно выразительной. Когда с ней познакомился приехавший в Вилкову партийный работник, он одобрительно отозвался и о материалах, и об оформлении.

Помнится, что председателем колхоза был немолодой уже Ефим Егорович Плесовских. Люди его слушались, нарушений дисциплины мы не видели, все работали старательно. Помню бригадира, которого звали дядей Гришей, было ему, видимо, около сорока. Он вернулся с фронта с покалеченной рукой. Когда вязали снопы, он приезжал на поле верхом на лошади, осматривал его и записывал, кто сколько сделал. Вместе со всеми работала его жена, женщины говорили ей: «Хорошо, что твой-то вернулся, хоть и раненый» — и как бы ей завидовали. «А мой-то вернётся ли?» — печалились многие. Некоторые плакали, так как давно не было писем от фронтовика.

Моя сокурсница Рита Зайцева была очень хорошая: красивая, воспитанная, добрая, хорошо училась. Однажды, когда мы вечером вернулись с поля, хозяйка дала ей письмо (видимо, Рита сообщила дома, в какой деревне она будет). Распечатав письмо, Рита заплакала. «Рита, Рита, что с тобой?» — недоумевала я. Оказывается, погиб на фронте Виктор. Она давно знала его, он писал ей с фронта. «Хороший, умный он был… Какие ребята погибают…» — плакала Рита, и долго бежали её слёзы. «Он твой жених был?» — спросила хозяйка. «Нет, не жених, просто знакомый… Письма мне с войны посылал…» «Ты ему поглянулась, вот и писал тебе. Потом бы женихом стал, раз хороший», — решила хозяйка.

Нас отпустили домой в самом конце сентября. В Голышманово отвёз молоденький парнишка, видимо, велел председатель. Когда мы возле конного двора сели в повозку (на телегу, что ли, не помню), увидели два мешка с чем-то. «Председатель сказал, что это вам. Тут мука», — пояснил возница. Это явилось для нас неожиданностью, мы были, мало сказать, удивлены. Видимо, Ефим Егорович поблагодарил нас за старательную работу ценным в то время даром — по 10 кг муки.

Парнишка привёз нас в Голышманово и сразу уехал, торопился. Мы купили билеты в Тюмень, но проводница нас в вагон не пускала: в войну муку перевозить было запрещено. Мы упрашивали её, говорили, откуда у нас мука, заплакали от страха, что поезд вот-вот уйдёт. Проводница сжалилась и в вагон пустила. Я в Тюмени жила не так далеко от вокзала, но подарок нести было тяжеловато, а Рите было хуже, она жила на улице Республики.

Я вспоминаю колхозы, в которых работала, с тёплым чувством. Работая там, пришла к выводу: сельскохозяйственный труд — самый нужный и благородный. Также хорошо поняла, что благодаря коллективному колхозному хозяйству наш народ и Красная армия в период войны были в основном обеспечены продовольствием.

Военные годы в Тюмени

Люди войну не ожидали, у них не было хотя бы небольшого запаса необходимых продуктов. А в магазинах полки быстро стали совсем пустыми — ни продуктов, ни промтоваров. Отсутствовало самое нужное: обувь, одежда, мыло и всё прочее. За хлебом сначала были длинные очереди, а потом ввели карточки: рабочая — 800 г, иждивенческая — 400. Где государству было взять больше, если хлебородные земли Ставропольского края, Белоруссии и ряда других западных областей были фронтовыми? Продовольственной опорой стали приуральские и сибирские колхозы. В 1941 году картошки у населения было мало, но в последующие годы её насадили больше, у многих частных домов возле тротуаров и у дороги земля была вскопана. А в Тюмени в ту пору большинство населения жило в частных домах. Из одежды можно было что-нибудь купить на толчке, но всё стало довольно дорогим. Особенно голодали и бедствовали те, кто жил в основном на 400 граммов хлеба.

В Тюмени частные дома отапливались дровами, они стали дорогими, добывать их было нелегко, топлива не хватало. На этой почве произошла трагедия. В одну из зим в городе много говорили о том, что работница фанерокомбината раздобыла и принесла домой небольшую колоду. У неё была дочь пяти или шести лет. Мать, уходя на работу, оставляла её иногда дома одну, и та сидела в основном на печке. Однажды девочка сказала матери, что видела на полу большого червяка, но мать не обратила на это внимания. А на самом деле в углублении колоды зимовала змея. В тепле домишка она ожила и, когда девочка однажды опустилась на пол, укусила её. Слабенькая девочка погибла. Помнится, как каждое утро город в семь часов будил протяжный громкий гудок фанерокомбината, и он как будто сочувствовал этой драме.

Наша семья жила на Большом Городище в частном доме. Отец — Георгий Дмитриевич, лесовод, заведовал лесоучастком «Караганда». Он был на брони, так как лес очень требовался стране. Мама — Мария Петровна — некоторое время работала секретарём-машинисткой на фанерокомбинате. Нас, детей, было четверо: две сестры и два брата. Двое ходили в школу, брат учился на шофёра, я была студенткой. Мы тоже испытывали всевозможные недостатки с питанием, с одеждой и прочим. Получше стало, когда Америка начала оказывать нашей воюющей стране продовольственную и материальную помощь. На предприятиях стали выдавать яичный порошок (из яиц черепах) и ещё кое-что. Посылали американцы и кое-какую одежду, её тоже распределяли между тружениками тыла.

Почти все большие здания в городе были заняты под госпитали. Уже осенью 1941 года в Тюмень прибыло 22 эвакуированных завода из Одессы, Курска, Киева… Они быстро наладили производство и вместе со старыми тюменскими предприятиями выпускали много продукции для фронта. Плакаты со стен спрашивали: «Чем ты помог фронту?» И люди напряжённо трудились, чтобы приблизить Победу.

Прибывших с заводами работников с семьями поселяли в общежитиях, на частных квартирах. К тому же было много эвакуированных из районов, захваченных фашистами, а также уехавших из Москвы и некоторых других городов. В наш дом поселили двух москвичек.

Тюменцы сдали много денег в фонд обороны. Отправляли посылки с тёплыми вещами для воинов. Мама тоже отнесла несколько вещей на фанерокомбинат, где собирали посылку работники конторы.

Работали школы, педагогический институт — единственный тогда вуз в Тюмени. На факультете русского языка и литературы я училась с 1941-го по 1945-й — все четыре военных года. Институт занимал здание, где сейчас архитектурно-строительный университет. Когда началась война, здание отдали под госпиталь, а мы переехали туда, где сейчас церковь Симеона Богоприимца с духовно-просветительским центром. Учились почти одни девушки, ребята-студенты были на фронте. Несколько преподавателей приехали из других городов.

В нашей студенческой жизни было немало трудностей. Питались мы неважно. Не было бумаги, писали кто на чём. В выходные дни часто трудились. То перевозили библиотеку в другое здание, то убирали снег с железнодорожных путей. По льду Туры возили на санках с фанерокомбината на товарную станцию деревянные корпуса для противотанковых мин. Часто были в госпиталях: писали письма под диктовку раненых, читали им или просто беседовали. Каждое лето и осенние месяцы работали в колхозах.

Я всегда была благодарна государству за то, что в такое трудное время была возможность учиться бесплатно, даже платили стипендию (я как отличница получала Сталинскую). Правда, не все выстояли, особенно трудно было приезжим. Из тридцати двух человек, поступивших на первый курс филфака, институт закончили лишь двенадцать.

Мы были патриотами советской страны. Аня Ширыхалова (потом Бабицына) из нашей группы три раза ходила в военкомат с просьбой взять её в армию. Мы говорили ей: «Скажи, что некоторые в группе тоже хотят быть в Красной армии». Но военком твёрдо говорил, что учителя всегда очень нужны и надо учиться.

Несмотря на тяжёлое время, работали учреждения культуры: драмтеатр, клубы на предприятиях. Люди ходили в кинотеатр «Темп», где шли фильмы, укреплявшие дух народа, воспитывавшие мужество: «Два бойца», «Она защищает Родину» и другие. Были сняты и вселяющие бодрость кинокомедии. Большой популярностью пользовались «В шесть часов вечера после войны», «Беспокойное хозяйство» о ложном аэродроме, где его начальник (артист М.Жаров) наставлял подчинённых: «Услышите вечером, что летит немец — паники! Как можно больше паники!» И показывал, как надо зигзагами бегать по аэродрому с фонарём. А простодушный герой фильма, не знающий, как объясниться в любви, читает в найденной старинной книге: «Надо подойти к предмету любви, надо снять шляпу и сказать по возможности бархатным голосом: «Я был бы счастлив быть птичкой, порхающей возле вашей шляпки». А уж фильм «Свинарка и пастух»!.. Многие ходили на него не раз, стихотворный текст знали наизусть…

В июле 1941 года, в обстановке строгой секретности, в Тюмень был доставлен саркофаг с телом Владимира Ильича Ленина. Поместили его в сельскохозяйственном техникуме — в одном из лучших зданий города. Довольно долго тюменцы не знали, почему у техникума появилась строгая охрана и почему в Тюмень прибыл крупный учёный-биохимик Б.И.Збарский. Я слышала о Збарском самые хорошие отзывы от своего брата Жени, ученика 10-го класса школы № 25. Борис Ильич преподавал в этом классе математику, видимо, чтобы помочь учителям и не быть праздным в свободное от основной работы время. Женя и его друзья хвалили его как очень умного и доброго. Двойки он не ставил, а говорил: «Подготовьтесь! Я завтра вас спрошу». Ребятам стало известно, что зарплату за свой труд в школе он не брал, а перечислял в фонд обороны.

В институте в нашей группе некоторое время преподавала немецкий язык жена Б.И.Збарского Евгения … (отчество забыла). Когда немецкий был последней парой, Збарский приходил за женой. Если она после звонка у нас задерживалась, он заходил в аудиторию, приветливо здоровался с нами. Выглядел он хорошо, особенно привлекало его лицо — красивое, хотя уже немолодое, умное, интеллигентное. Мы, студенты, в ту пору уже догадывались, как и многие тюменцы, чем занимается Збарский, но никаких разговоров об этом не было слышно.

Мои братья в 1942 и 1943 гг., когда им исполнилось по 18 лет, были призваны в воюющую армию. Бориса в Нижнем Тагиле выучили на механика-водителя знаменитого танка Т-34. Он участвовал во многих битвах, многое испытал, однажды еле выбрался из подбитого немцами горевшего танка весь в копоти, в тлеющей одежде. Евгений служил в сапёрных войсках. Сапёр устраивает минные заграждения или обезвреживает заминированные местности, мосты, дороги. Делает переправы, под огнём противника, чинит мосты, чтобы прошли наши танки, строит укрепления. Мои дорогие братья относятся к великому поколению победителей.

Наша мама очень боялась за сыновей-фронтовиков. Однажды она не выдержала и пошла к ворожейке-цыганке, а та сказала ей: «Ты беспокоишься о сыновьях, боишься за них? Ох, на войне у них много опасного и тяжёлого, много… Но не бойся. Оба вернутся с фронта, и даже без ранений». И что же? Хотя оба прошли длинными боевыми путями-дорогами, были в тяжёлых переделках, но вернулись домой живыми, здоровыми, невредимыми.

9 мая 1945 года в Тюмени шёл мелкий дождь, было пасмурно, но всё равно был прекрасный день. Люди вышли на улицы, радовались, обнимались и плакали, скорбя о погибших.