Тревожный чемоданчик Тамары Сатюковой

Её военная академия

Конечно, ей нужно бы было родиться мальчишкой. И тогда бы не пришлось очень многим доказывать, что она имеет право заниматься таким трудным мужским делом: ломать, пилить, вытягивать-наращивать человеческие кости для того, чтобы исправить ошибки самой природы, изъяны, нанесенные травмами. Не верили — не доверяли. А она, худенькая, маленькая, в коротком платьице, в туфельках на шпильках, упорно шла к своей мечте.

Мечта стать врачом родилась раньше упорства. «Приём» больных — соседских ребятишек, своих ровесников — Тамара вела под большим письменным столом отца. Сбросив у порога квартиры Сатюковых «какую-никакую» обувку, ребятня шлёпала босыми ногами прямо под этот стол. Послушно выполняли команды «Дышите», «Не дышите», которые Тамара запомнила во время приёма у доктора Карнацевича, с удовольствием показывали язык, произносили «А-а» и затихали в ожидании диагноза. Он должен быть точным, ведь Тамара обследовала их с помощью стетоскопа, который ей подарил кто-то из папиных друзей. Независимо от её «вердикта» все пациенты сломя голову мчались потом во двор — лазать по деревьям, гонять мяч — получать новые царапины и синяки. И «врач» тоже к ним присоединится, но вначале завернёт в газету — наложит «гипс» на сломанную руку своей единственной кукле, доставшуюся в наследство от сестры.

В 12 лет она увидела, как нужно правильно накладывать гипс, менять повязки, выхаживать изувеченных войной. Уже в первые месяцы Великой Отечественной в Тюмени было открыто 26 госпиталей на 10 тысяч коек. Эшелоны с ранеными шли в наш город один за другим. И вместе с медиками их встречали ученики, в том числе и одноклассники Тамары из железнодорожной школы № 50. Силёнок не хватало! И чтобы не потревожить драгоценную ношу, ребятишки брались за носилки с раненым бойцом вчетвером, а то и вшестером. Школьное расписание военных лет включало все те же «мирные» предметы. Но «над» и «под», и «между» алгеброй, русским, физикой нужно было успеть постирать окровавленные бинты, сопроводить ребятишек, эвакуированных из Ленинграда, в железнодорожную баню, очистить школьный двор от снега, протопить классы, подготовиться к концерту в госпитале. А чуть свет, в 5 утра, занять очередь за хлебом, спичками, керосином.

Если бы к выпускным экзаменам школьников военной поры добавили такие предметы, как выносливость, трудолюбие, милосердие, уважение к взрослым… Не было их в расписании. По этим «предметам» детей войны экзаменовала сама жизнь. И она же ставила «отлично».

Именно во время Великой Отечественной утвердилась мечта Тамары Сатюковой — стать хирургом. Она видела, как эти специалисты не буквально, а в действительности вытаскивали изувеченных войной с того света.

В общем, не оправдала она надежды родителей, видевших в своей дочке «будущего очень уважаемого в Тюмени учителя». Отсекла… И поехала поступать «на хирурга» в Омский мединститут. Уже в приёмной комиссии её «забраковали»: девчушка совсем, а рвётся на лечебный факультет, где место только бывалым фронтовикам. Не смирилась — отправилась к ректору вуза, академику Раймонду Ахрем-Ахремовичу. «Вы такая юная, — приветствовал её академик, — неужели детей не любите? Ступайте, ступайте учиться на педиатрический факультет!» Вняла его совету, но на третьем курсе записалась на хирургический кружок к Марку Соломоновичу Рабиновичу.

— Он очень любил студентов, но еще больше — свою хирургию, — рассказывает Тамара Дмитриевна. — И всей душой желал, чтобы мы этот предмет изучили до мельчайших подробностей. Сначала Марк Соломонович доверил нам оперировать на собачках, а потом разрешил «бегать» в больницу, что прописалась рядом с нашим студенческим общежитием. Наплыв экстренных больных там был всегда высоким — с аппендицитами, грыжами, травмами. И когда дежурная бригада «зашивалась» — не справлялась, дозволялось поработать и студентам. Естественно, под присмотром настоящих врачей.

А потом, можно сказать, она просто поселилась на кафедре факультетской хирургии, что была открыта в омской больнице водников. Операции на пищеводах, которые проводили здесь специалисты, были сложными, многочасовыми… «Тамара, ты здесь? Иди — мойся!» — случалось, предлагал хирург, заметив усталость ассистента. Здесь, конечно, здесь! Она всегда, «как вкопанная», стояла за спинами оперирующих.

Тамаре повезло… Нет, правильнее будет сказать, что она заслужила право — оказаться в числе десяти выпускников института, зачисленных во вновь открывшуюся при институте субординатуру по детской хирургии, травматологии-ортопедии. После этого обучения именно ей, Тамаре Сатюковой, предлагали единственное место в аспирантуре… Но её мама с папой болели, и она вернулась в Тюмень.

Мужчины в её жизни

Редкая фотография в её альбоме та, где Тамара Дмитриевна одна. Красоваться не любила. И весьма опасалась за самочувствие фоторепортёров, которые для дела — для газеты спешили запечатлеть светлый образ Сатюковой во время операции. Уж чего только не повидал на своём веку Аркадий Васильевич Космаков — легендарный фотокор «Тюменской правды», и тот «плюхнулся» в обморок вместе с объективом, едва Тамара Дмитриевна приступила к делу. Коллективными снимками заполнен её фотоальбом — с симпозиумов, конференций, съездов. Но это не те карточки, что снимались под команду организаторов высоких встреч. Эта светопись — память о встрече с мировой сенсацией, травматологом-ортопедом из Тюмени, заслуженным врачом России, кандидатом медицинских наук Тамарой Сатюковой, которую пожелали оставить для себя (ну, и ей потом выслали) светила отечественной медицины, представители Минздрава и даже космонавты. Немудрено, что на этих снимках она — единственная представительница прекрасного пола.

Мужчины в её жизни… Тамара Дмитриевна с ними не состязалась, не ставила перед собой цель доказать, что она… во-вторых, травматолог-ортопед — не хуже их, а во-первых — лучше! Это доказывали операции, которые она провела. Из окна своего дома Тамара Дмитриевна часто «наблюдает» одного из своих пациентов, у которого было зафиксировано 27 травм (их перечисление в научном сборнике занимает 52 строчки!). Так получилось или он специально перебрался жить поближе к любимому доктору? Прогуливается… А мужчины-коллеги когда-то не верили, во-первых, в то, что такая многосложная операция вообще возможна. А во-вторых, в то, что пациент сможет выжить.

Впрочем, и женщины, занимавшие в 1953-м высокие посты в Тюменском облздравотделе, к выпускнице педиатрического факультета Омского мединститута Тамаре Сатюковой не особо благоволили.

— Что может эта девочка? — обронила во время встречи молодого специалиста Сатюковой с руководителем областного здравотдела Юрием Николаевичем Семовских главный педиатр области. И подпрыгнула от удивления, когда услышала ответ:

— Вообще-то я — хирург. У меня два диплома. И заверенный список проведенных операций.

— Такие боевые специалисты нам нужны! Назначаю вас инспектором по детству, — подвёл итог знакомству с Тамарой Сатюковой Юрий Семовских.

Поспешил с «итогом»… Эта «рыжая бестия» с дипломом, в котором еще не просохли чернила, посмела перечить!

— Я врач! Бумажки перебирать не буду!

В результате молодого специалиста загрузили «под завязочку»: поручили ей возглавить отдел здравоохранения Тюменского района и одновременно быть главным педиатром этого района.

На «попутных» лошадках, на мотоцикле секретаря райкома ВЛКСМ ежедневно добиралась она к месту своей службы. Ей нужно быть там, где на всю «тамошнюю» округу — 5 врачебных участков. И… ни одного врача, ни одного стационара.

«Готова?!» — это слово из уст председателя Тюменского райисполкома Лисовского звучало для Тамары Дмитриевны и как приветствие, и как приглашение «подбросить», и как сигнал о том, что в районе произошло что-то экстренное. «Где?» — «В деревне Головино» — «Что?» — «Овцы начали дохнуть… Ищи причину!»

Нашла: эпидвспышку овечьего бруцеллёза — заболевания, «давно искоренённого» даже из медицинских учебников, по которым она училась.

Любил командовать усатый вояка Лисовский! Однако ж пришлось и ему подчиниться приказу Сатюковой: освободить единственное приличное в Головино помещение — сельсовет — под стационар для тех работников фермы, что имели дело с овцами.

Доктор Сатюкова, на выход!

Какие бы праздники ни гарантировал календарь, какое бы ни было на дворе время суток, и она, и её «тревожный чемоданчик» были всегда в боевой готовности. Случалось и не раз, когда в филармонии, театре, выступление звёзд прерывало объявление: «Доктор Сатюкова, на выход!» И она мчалась: на самолёте, вертолёте, скорой помощи туда, где промедление смерти подобно.

…В пяти километрах от Нижневартовского аэропорта развалился в воздухе самолёт, его «хвост» угодил в болото, а люди в передней части — живы! Но у всех ушибы и переломы. На железнодорожном перегоне под Усть-Ламенкой столкнулись товарный и пассажирский составы… В заброшенном складе удобрений в селе Юрминка местные пацаны устроили игры со спичками. Произошел взрыв. Ближайшие здания лишились крыш, «тракторы и комбайны улетели за многие сотни метров от эпицентра взрыва. Характер ранений пострадавших схож с атомным поражением — черепно-мозговые травмы, ожоги, переломы»…

— Не надо думать, — говорит Тамара Дмитриевна, — что чрезвычайные происшествия, которыми буквально кишит современный эфир, раньше не происходили. Просто тогда не принято было об этом распространяться. И врачи молча делали своё дело.

Главный травматолог области Тамара Сатюкова не только командовала ими, она сама становилась к операционному столу.

Во время Всесоюзного съезда травматологов, где на слово в прениях по докладу Сатюковой было предоставлено (как и всем) 7 минут, её выступление прервал вопрос из зала: «Коллега, истории скольких пациентов вы сейчас нам представляете?» — «Одного!»

«Иллюстрируя» этого пациента, Тамара Дмитриевна показала мне снимок, на котором… два скелета в одном. Один настоящий — человеческий. А другой… нагромождение на нём аппаратов Илизарова, «зафиксировавших» множественные переломы: черепа, носа, рук, ног.

— Прежде чем приступить к операциям, мы искупали этого больного в ванне, наполненной перекисью водорода: ведь большинство переломов было открытым, инфицированным.

— «Ампутировать к чёртовой матери!» — не помню, из какого кинофильма запомнилась мне эта фраза. Вам доводилось такое произносить?

— «Лучший метод лечения — ампутация». Мне доводилось читать такую рекомендацию в отношении тех пациентов, у которых после перелома неправильно срослись кости, и они становились инвалидами. Превозмогая боль, колесили по стране в поисках хорошего доктора.

Сатюкова опровергла «лучший метод»: изучала кровообращение в повреждённой конечности, а для этого вводила в артерию контрастное вещество, а потом на переносном аппарате делала рентгеновский снимок, на котором видна была работа даже капилляров. Тот аппарат, в отличие от современного «Сименса», не был оборудован специальной защитой. Она «ловила лучи». Но при этом возвращала пациента к полноценной жизни.

…С чудо-изобретением курганского доктора Гавриила Абрамовича Илизарова, способным наращивать костную ткань до 53 см, выравнивать её кривизну и ликвидировать прочие дефекты, она познакомилась, когда её, тогда еще общего хирурга больницы № 1 на ул.Ленина (добилась всё-таки своего!), отправили в клиническую ординатуру по травматологии и ортопедии Свердловского НИИ. Пути Господни неисповедимы! Именно в то время в виварий (заведение для подопытных собачек) приехал работать Гавриил Абрамович. За одной из его четвероногих пациенток в браслете-аппарате Илизарова и «увязалась» Сатюкова. После ординатуры она прошла курсы обучения у самого Илизарова и привезла в Тюмень личный подарок от Гавриила Абрамовича — шесть его чудо-аппаратов. По тем временам это была великая редкость. А если вдуматься? Этим презентом Гавриил Абрамович подчеркнул свою веру в Тамару Дмитриевну. И она эту веру оправдала. Тюмень (а не столица Родины) стала вторым городом после Кургана, где начали применять метод Илизарова.

Её пациенты («с аппаратом Илизарова») ходили на лося, выплясывали цыганочку с выходом, возвращались к нормальной жизни и помогали ей (ведь среди них были и высокопоставленные начальники) создавать с нуля всю травматологическую службу не только на юге, но и на севере нашей области. Ей… заведующей травматологическим отделением областной больницы. Но мне кажется, что должность тут ни при чём. Здесь главную роль играло имя Тамары Дмитриевны Сатюковой. Имя врача, который не только виртуозно соединял и наращивал искорёженные кости, который умел после очень сложных операций, исход которых не предвещал счастливого продолжения жизни, вы-ха-жи-вать больных. День за днём, шаг за шагом… Это трудно. Очень трудно! Интересно, в какую сумму сейчас могла бы обойтись и подобная операция, и такое выхаживание? Не смею травмировать этим вопросом доктора Сатюкову, на своём опыте пенсионной жизни испытавшую все «прелести» нынешнего медобслуживания (дали-таки о себе знать и многочасовые стояния у операционного стола, и облучения, и чаёк, вместо обеда)… Знаю, она скажет, что и сейчас в Тюмени немало прекрасных докторов, что трудиться им приходится в очень непростое время. Финансово просчитанное до мелочей, не включающее в перечень своих услуг милосердие.

…Ловлю себя на том, что опять говорю о Тамаре Дмитриевне в мужском роде: «врач от Бога». Врач — она: травматолог, ортопед, хирург… Единственная её любовь — работа. А родня её — все, кого она вернула к жизни.

Приезжали в Тюмень за опытом канадцы. Тамара Дмитриевна показала им своих больных с искусственным тазобедренным суставом (за границей такие протезы в то время не делали), отвечала на вопросы. Иностранцы слушали её внимательно. А потом ошарашили вопросом сопровождающих их сотрудников КГБ: «Она тоже ваша? Не бывает женщин-травматологов-ортопедов…»

Фото из архива Тамары Сатюковой.